«Persona Grata»: Андрій Пушкарьов

[Відео було видалено]

ВЕД.: Усім доброго ранку, вітання і побажання приємного настрою. Традиційно о цій порі на радіо «Ваша хвиля» стартує «Персона грата» — спільний проект рідного радіо та Інтернет-видання «Полтавщина». Щотижня ми спілкуємося із відомими людьми Полтавського краю, а також знайомимо вас із цікавими особистостями, про яких варто дізнатися. У студії сьогодні Ольга Гончарова, а у гості завітав директор військово-історичного музею 13-ої гвардійської Дніпропетровсько-Будапештської бомбардувальної дивізії, полковник запасу Андрій Пушкарьов. Доброго ранку вам!

ПУШКАРЬОВ: Доброго ранку!

ВЕД.: Розкажіть, будь ласка, що ж то за музей такий, де його взагалі у Полтаві знайти?

ПУШКАРЬОВ: Музей 13-ой гвардейской тяжелой бомбардировочной авиационной дивизии, которая дислоцировалась в Полтаве с 46-го года, создан нынешним командиром Полтавского военного аэродрома, полковником Дейнегой Виктором Григорьевичем в 1909 году. 9 мая была открыта первая очередь музея. Наша дивизия, 13-ая гвардейская, — очень интересное соединение: в ней служили все известные люди дальней авиации Советского Союза и ныне независимой России. И большинство послевоенных командующих дальней авиации Советского Союза и, опять же, — ныне независимой России — воспитанники тяжелой военно-бомбардировочной авиационной дивизии. Поскольку дивизия в настоящее время, к сожалению, расформирована, в память о ней и был создан наш музей. Музей динамически развивается. В 2010-ом году было открыто еще несколько залов и установлен памятник зенитчицам и зенитчикам, всем погибшим при отражении вражеского налета на аэродром Полтава в ночь с 21 на 22 июня 1944 года. Ведется очень интересная поисковая работа. Перед открытием этого памятника мы установили через Подольский архив... (это было, в общем-то, непросто: подключать приходилось наших знаменитых именитых воспитанников, которые занимают соответствующие высокие посты), мы установили всех погибших во время этой операции и запечатлели их на монументе. Во время этой поисковой работы было выяснено, что, собственно говоря, погибшие воины авиабазы похоронены в деревне Рыбцы, примыкающей в аэродрому. Могила эта известна — мы ухаживаем за ней. Погибли три корреспондента центральных газет во главе с Лидовым. Их могила в центре нашого города у Вечного огня, два американских лейтенанта — их увезли в Америку. А вот воины, непосредственно защищавшие наше небо, зенитчики, — среди них было много девушек. Их фамилии мы впервые установили и по архивной справке они были похоронены в деревне Ивонченцы — на северном фасе аэродрома: там, где находились, собственно, позиции зенитчиков. В настоящее время могила не установлена. Несмотря на то, что мы, при активном содействии Виктора Федоровича Животенка (тогда главы нашего Киевского районного совета), пытались установить, вроде бы были такие слухи, что их перезахоронили в центральной усадьбе деревни Жуки в 70-ые годы, но и там могилы до сих пор не установлены. Чтобы увековечить память всех погибших за полтавское небо, наш командир при содействии спонсоров создал монумент на аэродром, посвященный этим событиям. В 2011 году установили возле музея на территории военного аэродрома бронзовые бюсты героев одного из полков дивизии 184-ого полка, который после войны дислоцировался в Прилуках. После расформирования полка эти бюсты хранились долгое время в запасниках нашого музея авиации в Жулянах. Путем переговоров мы вернули эти бюсты, скажем так, и опять же при участии наших спонсоров — были установлены данные бюсты. В этом году мы открыли еще три зала: посвященный ядерным испытаниям, картинную галерею летчика 226-го полка, ветерана 226-го полка, художника Чернышова. Он пишет картины на разные тематики, живет в Евпатории, известный художник. Но картины, которые он написал на авиационную тематику, он презентовал нашему музею. Вот сейчас их можно посмотреть в картинной галерее. Также была проведена нашим командиром, полковником Дейнегой Виктором Григорьевичем, большая поисковая работа среди ветеранских организаций по установлению погибших в послевоенные годы при испытании техники, при выполнении учебно-боевых задач. Причем были установлены те фамилии, которые не попали до сих пор во все издания по истории дальней авиации. Среди ветеранов были распространены опросные листы с просьбой указать среди родственников, знакомых, обстоятельства катастроф, кто погиб при этом; ездили на кладбище, фотографировали братские... не братские как бы, а групповые могилы экипажей. И в результате этой работы были установлены все погибшие в нашей дивизии в послевоенные годы. К сожалению, не у всех есть фотографии, но родственники, когда при открытии видят, приносят. Открыт мемориальный зал с диаграммой достаточно эффектной, место катастрофы обобщенное, где висят все наши погибшие. И открыт зал, посвященный испытанию ядерного оружия. Наши самолеты, наши летчики, наши экипажи активно участвовали в испытании ядерного оружия. Зачастую гибли, но держали обороноспособность нашей страны.

ВЕД.: Розкажіть, будь ласка, а скільки взагалі залів налічує ваш музей? Які експонати, по якому принципу поділені зали?

ПУШКАРЬОВ: Так, как исторически мы развивались. Открывает спаренный зал: один из них рассказывает о событиях Великой Отечественной войны — большая диаграмма, рассказывающая о действиях дальней авиации в годы Великой Отечественной войны. Передний план очень интересный. Реальные вещи, вырытые в окрестностях Полтавы, стенды, посвященные 4-ем полкам дивизии, которые прошли Великую Отечественную войну. Дивизия — это живой организм, это соединение. В разный исторический период разные полки в нее включали. Чтобы разумно объекты сузить, мы вот ограничились 4 полками, которые прошли Великую Отечественную — то есть, их боевой путь, их исторческую историю. В этом же зале расположены стенды, посвященные нашим знаменитым героям: генералу Юрченку — Герою Советского Союза, который прошел вот всю войну в одном из полков, в 184-ом, возглавил дивизию и, по увольнению в запас, остался в Полтаве, преподавал у нас в институте и ушел от нас уже в годы независимости; Василий Васильевич Решетников — очень интересный человек: более 16 лет командовал дальней авиацией Советского Союза. Надо сказать, что для летчиков дальней авиации Василий Васильевич Решетников такая же знаковая фігура, как вот дедушка Маргелов для воинов ВДВ. То есть, ни первый, ни второй не создавали, соответственно, ВДВ и дальнюю авиацию, но и при первом, и втором эти рода войск достигли максимального такого развития: все летало, все крутилось. Василий Васильевич вообще очень интересный человек: он много раз бывал в Полтаве, помнит, как здесь командовал полком. Ему 93-ий год, вот хочется пожелать ему здоровья, активности. Он живет в Москве, постоянно с нами на связи, активно переписывается и вот, в частности, интересной темой он был озабочен и принял активное участие. Все мы знаем, активно по масмедийным просторам Украины скачет вождь племени краснокожих военный летчик Иван Даценко. Иван Даценко — гвардии капитан, служил в одном из наших полков 226-ом, в годы Великой Отечественной войны, и его борт не вернулся с вылета боевого задания на станцию «Львов-2» в 44-ом году, тело найдено не было. А в 67-ом году Махмуд Есанбаев встретился в Канаде с вождем племени краснокожих Иваном Даценко. Дальше вот родилась такая версия, что именно Герой Советского Союза, который попал в плен, эмигрировал... Ну дальше там оставим на совести людей, которые создавали эту историю... Василий Васильевич был как бы немножно так ошарашен и прислал нам письмо, мы организовали интервью с ним, издали статью в «Вечерней Полтаве» и в принципе он обратил внимание на две вещи: гибель экипажа Даценко видели многие и оставили в своих мемуарах. В частности Герой Советсткого Союза Котнаш, на Украине он издавался, отметил, что самолет Даценка не подбили: он взорвался в воздухе, на боевом маршруте. И Василий Васильевич резонно (он тоже был капитаном в эти годы, но летал в другом полку) объясняет, что взорваться на самолете могли 2 вещи: или бензиновые баки, или бомбы. Что вот — сразу и непосредственно. Бензиновые баки расположены слева и справа от пилота. А бомбы — под летным поликом, то есть — у него под ногами. В обоих случаях пилот находится в эпицентре взрыва. И тело, естественно, найти после этого тяжело и скорее всего фрагменты какие-то с высоты упали. Но если даже бы и это упустить, то Василий Васильевич лично встретился с Махмудом Есанбаевым и спросил: «Что там было, Махмуд, на самом деле?» И Махмуд Есанбаев сказал: «Да, вождь краснокожих Иван Даценко был». Он с ним встречался. Но это был молодой парень, который сам же и рассказал Махмуду Есанбаеву, что он — сын эмигрантов, может быть даже из Полтавы, может быть, с Полтавщины и, может быть, даже и дальний родственник нашего Даценко. Но отнюдь не Герой Советского Союза. Хотя, конечно, легенда была красивая. Но вот, представляете, что человеку 93 года, и он активно мониторит ситуацию в масмедийном просторе...

ВЕД.: Так, тримає руку, так би мовити, на пульсі подій. Дуже цікаво. Ось отак от випадково розвінчали легенду. А розкажіть, будь ласка, перед цим Ви говорили, що у вас багато унікальних експонатів. Де ви берете експонати для музею?

ПУШКАРЬОВ: В формировании коллекции наш командир полковник Дейнега Виктор Григорьевич подал очень креативную мысль: мы берем экспонаты на ответственное хранение. То есть хозяин экспонатов остается хозяином. Составляется договор и чисто теоретически человек в любой момент может забрать свой экспонат, предоставленный музею. Это, во-первых, облегчает процесс передачи, потому что вот, допустим, у нас висит мундир с настоящими орденами гвардии полковника Меньшикова Николая — лучшего летчика дальней авиации независимой Украины. Он блестяще представлял нашу страну на авиационных шоу, был награжден королевой Англии серебряным блюдом и приглашен к себе на обед. В настоящее время блюдо находится в музее авиации и космонавтики Кондратюка, к сожалению: они его не выставляют. Но, тем не менее... А вот его вдова передала нам его мундир. Согласитесь, что гораздо интереснее, что он висит у нас, мы всем рассказываем о славном боевом пути гвардии полковника Меньшикова, чем он просто висел бы дома, пылился или моль его ела. И так с другими экспонатами. Поэтому люди приносят достаточно много.

ВЕД.: Тобто, у вас буває так, що просто до вас приходять і розказують: «От у нас є родичі, які мали стосунок до дальньої авіації і у нас залишились якісь певні речі, чи не візьмете»? Буває таке?

ПУШКАРЬОВ: Так оно и происходит. То есть, приходят родственники или ветераны и говорят: «Вот это вас заинтересует?» В данной ситуации, понимаете, если человек передает — он хочет, чтобы эта вещь выставлена была. У нас большой, конечно, запас и перспективы по площадям развития. То есть, экспонатов у нас сейчас много. У нас пока мало залов. Как я уже говорил, мы развиваемся не на государственные средства, а на средства спонсоров, поскольку в стране ситуация тяжелая, то в общем-то тяжело развиваться. Хотя у командира нашего есть гигантские, очень интересные перспективные планы. В частности, были получены наряды на бесплатное получение уникальных образцов бронетехники и артиллерийских систем. Среди них — знаменитая гаубица Б-4, которая воевала в финскую войну: 200 мм на гусеничном ходу. Подобные артиллерийские установки не во всяком музее встретишь. Но оказалось, что денег на перевозку этого всего на тяжелых трейлерах. Перевозка очень дорогая. И идея вообще-то — перед нашим музеем достаточно большая подготовлена площадка... Командир хотел открыть... Ну, не хотел, а хочет и, безусловно, мы это сделаем, парк техники: аналогичный тому, который на Поклонной горе в Москве или у нас, в Киеве, у Монумента Родины нашей, у музея Великой Отечественной войны. Образцы эти есть, мы можем получить их, повторюсь, бесплатно, но, увы... Вот не хватает средств на перевозку. Несколько более-менее легких артиллерийских систем на перевозку выделил наш мэр Александр Федорович Мамай и выделил средства на асфальтирование площадки перед этим. 9 мая мы не только три зала открыли. Мы открыли эту площадку с зенитными артиллерийскими орудиями, благодаря администрации нашего города. Но перспектив гораздо больше.

ВЕД.: А скажіть, будь ласка, ви кілька разів згадували про інші музеї дальної авіації. Ви з кимось — українських, можливо, закордонних музеїв, співпрацюєте чи просто підтримуєте стосунки?

ПУШКАРЬОВ: Мы тесно поддерживаем отношения с Киевским, Жулянским музеями авиации. Плюс — надо ж понимать, что на аэродроме у нас два музея: есть областной музей-стоянка самолетов дальней авиации, которым управляет полковник Варезко Валерий Валентинович, крайний командир 185-го полка — хороший летчик и очень интересную экскурсию проводит в этом музее. И музей 13-ой гвардейской тяжело-бомбардировочной дивизии, который находится в помещении и который рассказывает больше о людях, которые летали на само летах. Практически, мы дополняем друг друга. Музеи — они дополняют друг друга. У нас тесное стотрудничество с музеем авиации и космонавтики имени Кондратюка, который возглавляет Дмитрий Павлович Кальной. В общем-то, можно сказать, основатель музейного авиационного дела у нас в городе. Очень мы с ним общаемся. Там, конечно, ведется Кондратюка более серьезная научная работа, но выставочная и пропагандисткая — у нас поставлена лучше.

ВЕД.: У кожного своя специфіка.

ПУШКАРЬОВ: Да, да, да. Так оно должно и быть. Такие вещи должны дополнять друг друга. Главное, что это — патриотическое воспитание, что львиная доля наших посетителей — это дети, у которых загораются глаза, когда они видят вот это, мы даем возможность подержать в руках ППШ, другие образцы стрелкового вооружения, сфотографироваться. Все это у нас — бесплатно. Я вспоминаю свое детство. Кто б мне вот тогда дал подержать настоящие образцы оружия?

ВЕД.: От коли ви заговорили вже про своє дитинство... З огляду на те, що ви — все-таки офіцер авіації, виникає питання: а Ви коли почали мріяти про небо і взагалі чи це було родинною традицією, чи вам просто так дуже схотілося і ви втілили собі в життя? Як було?

ПУШКАРЬОВ: Я скажу, что я — третье поколение советских офицеров. Мой дед, капитан Ткаченко, встретил войну в 41-ом году вот здесь, у нас, в Полтаве, будучи командиром батальона, учебного батальона, у нас здесь располагалось специфическое училище, которое из инженеров машинотракторных станций, инженеров-трактористов делало офицеров. То есть, такие курсы подготовки офицеров-танкистов. Встретив войну здесь, мой дед уже в 41-ом году участвовал в серьезных рейдах. Вот недавно я открыл, что дед награжден орденом Ленина и всем, чем ниже. И оказалось, что в 41-ом году он награжден был медалью «За отвагу». Я почитал представление, ну, скажем, очень оно меня поразило. В представлении сказано, что в течение двух дней мой дед, капитан Ткаченко Иван Александрович, возглавил рейд танковой группы по тылам врага. То есть, танкисты ворвались в тылы и прошли там. Через сутки вышли назад, не потеряв ни одной машины, ни одного человека. Еще через два дня капитан Ткаченко остановил бегущих красноармейцев, брошенное орудие, заставил их занять оборону и остановил продвижение немецких войск. И за все это — всего-навсего медаль «За отвагу». Там же в представлении, указано, что через несколько лет он — уже подполковник, начальник оперативного отдела штаба фронта. И там такие общие слова, что «за умелую организацию действий»... То есть, цена вот наград 41-го года выше, чем в последующих. Мой отец летчиком был и поэтому для меня куда идти вопроса не возникало. Даже другой и мысли в голове не было. То есть, я хотел стать военным. Хотел стать летчиком, как мой отец. Мой отец приехал в Полтаву в 53-ем году: крайний сталинский выпуск офицеров, на наш аэродром военный. В дальнейшем он перевелся в Узинскую дивизию. Здесь, в Полтаве, познакомился с моей мамой. Родился я уже в Моздоке, в Северной Осетии, где дислоцировался один из полков Узинской дивизии. К сожалению, мой отец в 77-ом году погиб в авиационной катастрофе при выполнении полетного задания и семья вернулась в Полтаву. По стопам отца я подавал заявление, но по здоровью не прошел. Закончив гражданский вуз, Казанский авиационный институт, я попал в неведомые тогда никому космические силы, где форма одежды тоже была летной, но решались уже задачи более верхних полетов. И всю жизнь я прослужил вот в этом интересном виде войск. Надо сказать, что в советские годы все, что летало в космосе, все управлялось офицерами военно-космических сил. Даже знаменитый ВОТ, который находится в городе Королев, там сидели офицеры в гражданском обмундировании.

ВЕД.: Військово-космічні сили — прозвучало «романтично» і мені одразу уявились якісь космічні далі. Думаю, що не тільки мені, а й багатьом нашим слухачам. Розкажіть, будь лака, крім цього, які були будні офіцерів отакого роду військ?

ПУШКАРЬОВ: Ну, такие будни были, как и у всех офицеров советской армии. То есть: наряды, построения, стрельбы, тактические занятия. Но надо сказать, что вот эта система главного центра испытаний и управления — она раскинулась на всей территории Советского Союза и обеспечивала при пролете над объектами наших космических аппаратов сбор телеметрических данных, с отправкой его в соответствующий центр управления. Центров управления было много. В частности старейший ЦУ находится в Украине, в Евпатории. Оттуда управляли первыми космонавтами. То есть, ЦУ сам по себе — такой вычислительный комплекс с мониторами, куда приходят люди, управляющие полетами, анализирующие состояние. Львиная доля их расположена в Подмосковье. Но и не только, в разных местах. Там сидит наземный экипаж, который управляет полетом любого космического аппарата — либо обитаемого, либо научного. В частности, один из моих офицеров, который уже после увольнения служил в моем подразделении, был штурманом лунохода. Он очень много интересного рассказывал. Вот как сидели ребята-офицеры и управляли луноходом.

ВЕД.: Уявити собі, мабуть, неможливо, якщо це не побачити, і не пережити.

ПУШКАРЬОВ: Это достаточно интересно. Вот он говорит, что из-за задержки сигнала достаточно большой они видят состояние курсовых телекамер монитора, но понимают, как надо представлять, что в данный момент уже луноход там на три метра впереди, а в тот момент, когда он повернет руль влево или вправо, он будет еще на три метра впереди, когда дойдет эта команда. Поэтому надо было это специфически так представлять и управлять этим делом. Когда я служил на Евпаторийском ЦУП — там было много интересных международных программ: программа «Вега-Галлея», когда наш аппарат летел к Венере и потом разделялся. Кстати, по методике, высказанной когда-то нашим великим Кондратюком в своих еще детских, скажем там, гимназических работах, массы разделялись. То есть, спускаемый один аппарат исследовал Венеру, а головной летел дальше — к комете Галлея. Производил там фотографирование, зондирование. Вот такие были программы. Не только оборонного значения, но и научные программы. В настоящее время как бы пошла децентрализация — многое на себя взял Росавиакосмос — чисто гражданская структура, но все равно на этих пультах дежурят наши бывшие офицеры. Потому что таких специалистов в чистом виде можно подготовить только при осуществлении управления космическими аппаратами. То есть, в высших учебных заведениях их подготовить не получается, потому что много типов, много разной специфики. Данные, сами понимаете, закрыты.

ВЕД.: Так, і, мабуть, поки руками не спробуєш, поки очима не побачиш, то научно-теоретичні викладки із інститутських лав навряд чи допоможуть.

ПУШКАРЬОВ: Да, потому что космические аппараты — они вообще проходят сначала летно-конструкторские испытания. Вот конструкторы знают, как оно работает, а мы умеем летать. Совместными усилиями мы «учим» аппарат летать, составляем документацию, как им управлять и после этого он — или остается в эксплуатации, либо принимается на вооружение, вводится в штатную эксплуатацию. Ну и продолжают их тогда выпускать серийно и, соответственно, управляют соответствующие структуры.

ВЕД.: А скажіть, будь ласка, ви згадали про Росавіакосмос. А в Україні що з авіацією, а особливо — із отакою?

ПУШКАРЬОВ: Страна наша, к сожалению, в оборонном плане переживает (опять же, видимо, из-за финансовых проблем) не лучшие времена. Но авиация существует, поверьте. Я знаю многих офицеров настоящих, которые ее возглавляют: настоящие патриоты нашей страны, романтики неба; они всеми силами пытаются удержать планку, удержать обучаемость. В частности, наш полтавский военный аэродром — он уникален в нашей части Украины: он в состоянии принять любой самолет, который в мире существует. То есть, все, что в мире летает, может приземлиться. Наши командиры постоянно поддерживают его в боевой готовности. Действующая воинская часть выполняет задачу по поддержанию аэродрома в состоянии приема любого типа бортов. То есть, мы находимся в ждущем режиме, но — дело за авиацией.

ВЕД.: А прилітають взагалі на наш аеродром?

ПУШКАРЬОВ: Прилетают. Но...

ВЕД.: Відійдемо від теми авіації взагалі і повернемося до теми музею. Як ви потрапили до музею? Як склалося?

ПУШКАРЬОВ: Получилось так, что, вернувшись после демобилизации из космических войск в Полтаву, став гражданином Украины, решил, что ближайшие по роду и типу, исторически по образованию — это авиаторы. Я познакомился с Виктором Григорьевичем случайно. Я благодарен судьбе этому знакомству. В тот момент мы просто общались, встречались, обсуждали, и вот у Виктора Григорьевича родилась мысль создать музей. Я учавствовал, помогал командиру в создании его и вот после создания возглавил его. То есть, реально надо понимать, что руководит музеем наш командир, его развитием, направлением, но такой повседневной, хозяйственной деятельностью управляет ваш покорный слуга.

ВЕД.: А скажіть, будь ласка, от ви щойно сказали: ви вдячні долі. Ви взагалі вірите у долю?

ПУШКАРЬОВ: Да. Безусловно.

ВЕД.: Тобто, все буде так, як має бути?

ПУШКАРЬОВ: Я не считаю это детерминированностью, но судьба, как бы... Она дает некие шансы, такие узловые точки. В руках человека — их реализовать или приглушить. И так, чтобы не было больно за беспечно прожитые годы.

ВЕД.: А от, якщо оглянутися на той шлях, який Ви зараз пройшли, як ви думаєте: на своїх вузлових точках Ви скрізь зробили той вибір, який би мали зробити?

ПУШКАРЬОВ: Ну вообще-то в данный момент, наверное, да. То есть, я благодарен тем ошибкам, которые я сделал, они меня воспитали и так далее. И по-другому я не делал, то есть, пока мне не стидно за принятые мной решения.

ВЕД.: Тобто, якихось би радикальних змін у житті ви не хотіли?

ПУШКАРЬОВ: Ну, почему? Жизнь полна радикальных изменений. И в личной жизни, и в служебной. Не по накатанной плоскости?

ВЕД.: Змін того життя, яке ви прожили, ви б не хотіли?

ПУШКАРЬОВ: Нет, уже, оглянувшись назад: то, что было сделано, сделано было, на мой взгляд, вполне достойно.

ВЕД.: І,насамкінець нашої розмови зауважу, що ви дуже детально розповіли про музей, про авіацію. От лишень таємницю, що ви за людина, що ви любите в звичайному житті, ви так красиво обійшли. Можливо, розкажете наприкінці хоча б?

ПУШКАРЬОВ: Я очень люблю читать историческую литературу (причем — первоисточники). Меня интересует история Древнего Рима, Древней Греции. Ну, я так себя считаю даже — наряду с историей нашей полтавской авиации и космонавтики — достаточно просвещенным человеком в этих вопросах. К сожалению, наши политики вот не изучают эту тему. Потому что все это уже давно было: и рецепты, и так далее, и последствия. Они в истории все повторяются. Вот особенно характерна история демократии Греции и Рима. Также люблю играть в теннис, большой теннис, ездить на спортивном велосипеде, путешествовать, увлекаюсь фотографией. Такая достаточно профессиональная камера есть и люблю фотографировать. Ну, встречаться с интересными людьми, общаться. Вот, кстати, работа начальника музея, благодаря ей, я познакомился в Полтаве со многими интересными людьми, с которыми поддерживаю отношения и мне это приятно — общаться с ними.

ВЕД.: Ви перелічили свої хобі. Вони доволі таки активні. А буває таке, що просто немає сил? Зранку прокидаєтесь і зовсім не ваш день?

ПУШКАРЬОВ: Тогда — выпить чашку кофе и посушать хорошую музыку. Причем, я б не сказал, что предпочитаю только современную или класическую. Два класса музыкальной школы, наверное, сказываются.

ВЕД.: А на якому інструменті ви вчилися грати?

ПУШКАРЬОВ: Фортепиано.

ВЕД.: А чому лишень два?

ПУШКАРЬОВ: Вступил в конфликт с преподавателем. Слишком, мне кажется, давили ребята во дворе. Они играют в футбол, а я тут бренькаю с позором. Сейчас, наверне, уже жалею.

ВЕД.: А все-таки любов до фортепіано залишилась чи, навпаки, перелилась у тиху ненависть?

ПУШКАРЬОВ: Нет, во-первых, это воспитало, я думаю, что определенную музыкальную культуру. То есть, само по себе... недавно вот как-то попался рояль, ну гамму протянул, дальше уж...

ВЕД.: А що б ви хотіли б побажати нашим слухачам на завершення нашої розмови? Уже час вичерпується поступово.

ПУШКАРЬОВ: Прежде всего я хочу сказать, что ни капельки не жалею, что переехал из Москвы. Достаточно такой безумный город. Киев — тоже любимый мной город, но, к сожалению, тоже в такой превращается, где люди скачут, как белка в колесе. Интересные люди проходят мимо друг друга. Наш город — вот уникальное место, где интересные люди имеют возможность познакомиться, встречаться и все они заметны, все мы их знаем, и знают они друг друга. И я хотел бы, чтобы «Полтава завжди оставалась таким приятним мистом».

ВЕД.: Ось отак от — на такій патріотично-приємній і світлій ноті будемо завершувати нашу розмову. Нагадаю нашим слухачам, що це програма «Персона грата». А гостем сьогодні був директор музею гвардійської авіаційної дивізії, полковник запасу Андрій Пушкарьов. Спасибі вам за таку приємну, змістовну і дуже інформативну розмову. Почуємось на рідному радіо! Усім до побачення!

ПУШКАРЬОВ: Спасибо за внимание.