Последняя война и последний поход

Эту войну многие называют «Крымской», «Восточной» и даже «Первой мировой». Так или иначе, в нее были вовлечены ведущие государства и на кону стояли серьезные вопросы.

Уложить описание подготовки к войне и ход военных действий в нескольких предложениях невозможно. Потому сконцентрируемся на роли нашего героя — Ивана Паскевича — в тех драматических событиях.

А. Боголюбов: Русские корабли Прут и Ординарец у крепости Исакчи

Обстрел пароходом Прут крепости Силистрии в 1854 г

Отметим сразу — Иван Федорович, чья личность более всего оболгана применительно к этой войне, не желал ее, предчувствовал ее печальный исход и старался передать свои тревоги императору.

Очухавшиеся после «революционной встряски» европейские державы, мгновенно забыли своих спасителей. Австрия выражала недовольство активностью России на Балканах, Англия не могла забыть ощутимых ударов в т. н. «Большой игре» (схватке за влияние в Афганистане и Персии). Франция «схлестнулась» с Россией из-за спора о правах католиков и православных в «святых местах». Стамбул отдал преимущество католикам, и Россия, как «супердержава» того времени, не могла не заметить ущемления прав православных.

База союзников в Балаклаве (фото 1856r.)

Батарея крепости Рущук

Войне предшествовала лихорадочная дипломатическая переписка, результатами которой, император Николай делился со своим другом и наставником. После смерти брата Михаила, князь Варшавский был единственным человеком, которому Николай доверял абсолютно. Но если после 1849 года царь стал утрачивать свою былую осторожность, то Паскевич, напротив, стал склоняться к осмотрительности во внешней политике.

Иван Федорович методично, хотя и очень осторожно отговаривал Николая от излишней активности на Балканах. Он был против чрезмерного сосредоточения войск на юге, настаивая на сохранении сил на европейском направлении, уже тогда предвидя будущие конфликты с Австрией и Германией (Пруссией). Паскевич писал: «В Крыму я видел важность только Севастополя, порта с 16-ю кораблями, с крепостью, которая должна защищаться гарнизоном в 50 тысяч, если будет достаточно хлеба, без хлеба иметь там войска более — хуже, ибо ослабляя другие части излишние там войска ничего не сделают, и вынуждены будут отходить, как при недостатке продовольствия, так и при натиске на Южную армию».

Генерал М.Горчаков

Дело близ Журжи

Австрия, чей граф Кабога еще недавно валялся в ногах и умолял о помощи, Австрия, еще недавно спасенная Паскевичем, сегодня представлялась ему (и он оказался прав на все сто!!!) самым подлым и опасным противником. Не забывал Паскевич и о возможности повторения «польского взрыва». При этом фельдмаршал первоначально не отрицал даже возможность русского десанта в Константинополь, но категорично противился походу к нему через Балканы.

Как трезвый политик он не верил и в «братство славянских народов», которое возбудит болгар и сербов на выступление против турок. «Допустить, что Паскевич, трезвый, сдержанный, осторожный, скептичный Паскевич со своей опытностью, мог хоть одну минуту верить в подобную фантастику, — значит совершенно не понимать его», — пишет академик Тарле. Но в окружении царя были и другие советники...

Понимая, что войны не избежать, Паскевич активно вмешивается в мобилизационные мероприятия. «Во многом благодаря взвешенному подходу И. Ф. Паскевича, численность группировки, заблаговременно ориентируемой на Южное направление, достигла 200 тысяч человек», — пишет историк В. Кухарук.

Карта военных действий

Картины дунайского похода

Князь Варшавский рекомендует ограничиться на дунайском направлении лишь вводом войск в Молдавию и Валахию, где можно будет создать самостоятельное славянское ополчение. Но эта затея обернулась крахом — ополченцы оказались плохими солдатами, но отменными грабителями.

Паскевич становился все более осторожным. Он рекомендует эвакуировать слабые гарнизоны Кавказской береговой линии, дабы не терять людей в боях, заранее обреченных на поражение ввиду слабости. «Скажут, что упразднение сие произведет дурное влияние, но оно будет еще хуже, когда укрепления будут взяты с пленными и орудиями».

Позицию Паскевича относительно военных действий на Дунае подтвердил провал миссии А. Орлова в Вене, австрийцы тоже готовились к войне и их армии приблизились к Галиции. Успехи русских на Кавказе и разгром турецкого флота при Синопе, развязали руки англичанам и французам. «Венская конференция умерла — мир ее праху, писал лорд Пальмерстон — ...Мы перешли Рубикон... правительства двух наиболее могущественных стран земного шара не должны пугаться ни слов, ни самих вещей, ни слова „война“ и ни действительной войны... Мы поддерживаем Турцию для нашего собственного дела и во имя наших собственных интересов». Пруссия и Австрия отказались подписать с Россией договор о нейтралитете, а после и вовсе заключили военный союз между собой и Паскевич мгновенно пересматривает планы кампании.

Князь Паскевич

Русская гвардия времен Крымской войны

Это был самый драматический период принятия решений, которые нередко отличались взаимоисключающими требованиями. В феврале 1854 года Паскевич пишет царю «всеподданнейшую записку», в которой признает, что масштабы враждебности к России превосходят ее военные возможности. «Мы находимся в таком положении, что теперь вся Европа против нас, на море и на сухом пути...Никогда еще Россия не была в таковых тяжких обстоятельствах... С фронта французы и турки, в тылу — австрийцы; окруженные со всех сторон, мы должны будем не отойти, но бежать из княжеств, пробиваться, потерять половину армии и артиллерии, госпитали, магазины. В подобном положении мы были в 1812 году и ушли от французов только потому, что имели перед ними три перехода». Фельдмаршал указывает, что в случае войны с Европой, Россию задвинут за Днепр и делает вывод — надо затягивать войну и уходить из Дунайских княжеств.

Но война была в разгаре. Еще 11 октября 1853 года, турки не получив ответа на свой ультиматум вывести русские войска из Валахии атаковали русские корабли «Прут» и «Ординарец» у крепости Исакчи и переправились на левый берег. Здесь произошел бой при Ольтенице закончившийся ничьей. Несколько позже произошли еще столкновения, а зимой 1854 года русская армия перешла Дунай. Главнокомандующий Горчаков дал указание начать осаду Силистрии, но фактическим командиром был 72-летний фельдмаршал Паскевич, у которого поход вызывал уныние.

Раненые пленные турки на Дунае

Осада крепости, по его мнению, была полезна лишь тем, что отвлекала союзников от военных действий в Крыму. Тарле пишет: «При всех своих недостатках Паскевич, военный человек, опытный полководец, понимал, конечно, в какое отчаянное положение может попасть Крым, если союзники вздумают немедленно на него напасть». Кроме того, генерал-фельдмаршал готовил оборонительную линию отступления по Днестру, укреплял Одессу и Николаев.

Но император отнесся к непрерывным предложениям Паскевича об отступлении скептически и резко: «Ты болен, как мне пишешь, и вероятно в пароксизме лихорадки мне написал то, что твоя твердая душа и зоркий ум не поверят, когда ты здоров». Позже царь вообще намекает, что Паскевичу можно найти применение в другом месте.

Центральным местом Дунайской кампании стала вялая и неудачная осада Силистрии. Изначально войска горели оптимизмом. Моральный дух и талант инженера Шильдера, казалось бы, предрекали печальную участь крепости. Солдаты горланили песню самого Горчакова:

Что французы -англичани,
Что турецкий глупый строй,
Выходите басурманы,
Вызываем вас на бой.
За царя и за Россию,
Мы готовы умирать,
За царя и за Россию,
Будем вас на штык садить.

Турецкие солдаты (фото 1855 г.)

Но дело вышло иначе — Паскевич все больше убеждался в бесперспективности вести войну здесь и штурмовать крепость. Он понимал, что отныне на карту брошен не его имидж полководца, а судьба России и жизни солдат. Между прочим, академик Тарле, увидел именно в этом причину «пассивности» Паскевича на Дунае. «Паскевича раздражало с самого начала, что его заставляют проделывать эту, по его мнению, бесполезную стратегически и опасную политически Дунайскую кампанию... Последствия полного провала всех надежд Николая на благодарность „спасенной Австрии“, на несокрушимую солидарность трех монархических дворов и т. д. Паскевич учитывал несравненно реальнее и пессимистичнее, чем царь, а главное, у него не было ни совершенно неосновательного пренебрежения к турецкой армии и Турецкой империи, ни доверия к Австрии... Старый фельдмаршал даже в молодые годы никаких военных авантюр не затевал ни во время войны с Персией, ни во время войны с турками в 1828–1829 гг. Теперь он страшился Австрии и переставал верить даже и Пруссии».

Опытный советский академик уловил, что речь идет не о боязни Паскевича за свой престиж, а о слабо прогнозируемом результате кампании: «Но не только своей личной славой не хотел рисковать Паскевич. Он явно не считал русскую армию...настолько могущественной, как считали ее почти все в России и очень многие за границей. .... Не только за себя, но и за всю николаевскую Россию он боялся, когда настаивал на осторожности, и не только помрачения личного своего престижа он ждал от возможной неудачи на войне». (Тарле Е. В. Крымская война. Т. 1. М., 2003. С. 249)

Смерть императора Николая I

Пассивная осада крепости стала главным козырем критиков Паскевича вроде генералов Зайончковского, Петрова и Дубровина которые свои выводы черпали из переизданной «Русской стариной» статьи берлинского журнала Jahrbucher fur die deutsche Armee und Marine 1874 года, которая была сосредоточение крайне субъективного негатива. Эта статья в свою очередь своим источником указывала дневники дежурного генерала Дунайской армии Н. Ушакова, который обладая слишком узкой информацией, тоже писал свои личные выводы. Решения и доводы Паскевича, строились, прежде всего, на данных агентурной разведки в Турции и Австрии, донесениях дипломатов. Кстати, вот отрывок из письма Франца-Иосифа его матери 1854 года: «Вопреки всем политическим осложнениям, я не теряю мужества, и, по моему мнению, если мы будем действовать смело и энергично, то эта восточная заваруха сулит нам определенные выгоды. Наше будущее — на востоке, и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Медленно, желательно незаметно для царя Николая, но верно мы доведем русскую политику до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на востоке — Россия». Паскевич нюхом чуял эту австрийскую гниль.

28 мая, во время объезда позиций стареющий полководец был контужен турецким ядром. Эта контузия стала позже предметом иронии и злопыхательств, как о поводе Паскевичу уехать от Силистрии. При этом мало кто вспоминает о возрасте командующего. Паскевич действительно покидает свою последнюю войну, напоследок оставив план отхода, благодаря которому армия отошла совершенно незаметно для Омер-паши.

Наихудшие опасения Паскевича об австрийцах подтвердились практически тут же — они действительно развернули у границ России большую армию, а канцлер Буоль предъявил ультиматум с требованиями ухода из Придунавья, генерал фон Гесс разработал план нападения. Австрия была готова начать войну и даже оккупировала Бухарест по согласованию с турками. Николай признал правоту Паскевича.

Уход русской армии из Дунайских княжеств был своевременным, на новых позициях можно было отбить и австрийцев. Но теперь пришла пора войны в Крыму.

После лечения в Яссах, Паскевич пробыл недолго в своем гомельском дворце и отправился в Санкт-Петербург. Здесь он продолжал следить за ходом войны, продолжая разрабатывать планы возможной защиты России на западных границах. По версии историка А. Шишова, Паскевич приезжал в осажденный Севастополь и даже пережил там знаменитый шторм ноября 1854 года, разбивший корабли союзников и потопивший легендарный «Черный принц».

Уже в Варшаве Иван Федорович узнает, что 18 февраля 1855 года скончался его друг император Николай I. Известие о кончине подорвало состояние самого Паскевича. Он продолжал переписку с новым императором, пытался быть полезным стране.

Новым ударом стало известие о сдаче Севастополя, после чего он уже не вставал с постели. Скирра (форма рака желудка) добивала свою жертву. Получив поздравление на Рождество, Паскевич уже не мог отвечать. Его не стало 20 января 1856 года.

По случаю кончины в гвардии и армии, а также в Царстве Польском объявлялся траур. Согласно завещанию, после отпевания его временно похоронили в селе Ивановском (Иван-город, Демлин) Люблинской губернии. От Варшавы гроб сопровождали многие от простолюдинов до дворян.

Уже позже его сын Федор перенес останки отца в семейный склеп в гомельском дворце, где и поныне покоится великий солдат, великий патриот, великий полтавчанин...

Виктор ШЕСТАКОВ