Мемориал Паскевича: «Слуга царю, отец солдатам»

В 1830 году Н.Н. Нейдинг написал в честь Ивана Паскевича песню, которая стала своеобразным гимном полководцу из Полтавы.

Везде с победой пролетая
Ты воинам любезен — мил!
Ты, лавры с трона принимая,
Всю радость с ними разделил
Но росс любить того умеет,
Кто сердце доброе имеет!
Хвала тебе, Паскевич росс!

Делить с солдатом сухари и воду, жить их походным бытом, подниматься вместе с ними в атаку, и главное — ценить и беречь их жизни, было той практикой, которая ценилась в войсках куда выше самих побед. Для Ивана Паскевича она была не только практикой, но и характеристикой, против которой будут бессильны комичные потуги «остепененных научных деятелей» из глубинки и их столичных коллег в деле «паскевичефобии».

Отец-командир

Паскевич был настоящим солдатом и в бою, где рядом с подчиненными завоевывал награды, звания и славу, и в минуты мира, когда надо было обеспечить нормальный отдых и облуживание.

Возможно, что привязанность к крепкому, сытому, хозяйственному тылу для Паскевича определялась его малороссийским происхождением. Обстоятельность, разборчивость и тщательность подготовки и сегодня характерны для трудолюбивых жителей Левобережья. Для солдат имперских армий эти качества оказывались настоящим спасением.

Боевой офицер впервые столкнулся с нюансами организации тыловой службы еще в свою первую войну на Дунае, когда по приказанию командующего Прозоровского начал ведать снабжением большей части армии. И что характерно — как всегда Паскевич блестяще справился с задачей.

В Отечественной войне 1812 года Иван Федорович заслужил характеристику императора Александра: «С такими генералами, как Паскевич, в бою достигается невозможное, а в походах спокойствие бывает». Император лично попросил о переводе его во 2 гренадерскую дивизию: «Иван Федорович, от этой дивизии житья нет, тебя ждал. Наведи там порядок!». Как оказалось, причиной разброда было никудышное снабжение солдат, которые занимались грабежами.

Паскевич создал команду из офицеров, которые, двигаясь впереди дивизии, заранее договаривались о снабжении солдат и замечали места расквартирования. Собранный провиант свозился в специальные центры, откуда и распределялся. Фунт мяса и чарка рома в день стали своеобразной «сытой легендой», о которой в других частях лишь завидовали. Даже Раевский, узнав об этом, заявил Паскевичу, что тот «портит и балует солдат», на что генерал ответил: «Я голодных солдат от грабежа удерживать не хочу и не могу, беречь неприятельскую землю — дело хорошее, а беречь своих солдат — дело святое». 

Была и другая проблема — заслуженные офицеры, с оскорбленным самолюбием, были недовольны, что ими командует 32 летний генерал. Но свое назначение Паскевич стремительно оправдал в бою и на постоях. «Я ожидал только дела, чтобы показать им, что я имею право ими командовать, после чего, был уверен, что и без особой суровости все у меня пойдет хорошо». Напомним, что нечто подобное Паскевич продемонстрировал, когда занимался формированием Орловского полка. Паскевич умеренно, но упорно выступил с критикой господствовавшей в армии «аракчеевщине». «Я требовал, — писал он в своих „Записках“, — строгой дисциплины и службы... но не позволял акробатства с носками и коленками солдат, я сильно преследовал жестокость и самоуправство, а хороших офицеров я оберегал». 

Кстати, хранивший понятия чести Паскевич был необыкновенно справедлив к солдатскому подвигу, и когда в последних боях с французами ему намекали, что необходимо «особо отметить полк могущественного временщика Аракчеева», Паскевич ответил, что не намерен этого делать ибо «вчера все хорошо шли, а особенно отличился не Аракчеева полк, а Малороссийский».

Примечательно, что именно «интендантский конфликт» и его последствия стали причиной дальнейшего неприятия Ермолова и Паскевича, огонь которого столь тщательно раздуваем до сих пор врагами Паскевича. Когда в Париже начштаб армии Дибич, приказал Ермолову отправить для содержания караулов 2 дивизию Паскевича, тот, зная, что солдаты его конкурента из-за сорванных поставок сукна не все имеют парадный вид, не преминул сообщить об этом, и солдат Паскевича заменили на солдат Ермолова. Осадок остался...

При выводе войск, в немецком городе Крейцнах произошла драка солдат дивизии с местными жителями, после которой по жалобе коменданта города в дивизии работала комиссия генерала Эртеля. Высочайший дисциплинарный выговор Паскевичу едва не привел его к прошению об отставке. Подавив эмоции, оскорбленный генерал остался в строю.

Начиная войну на Кавказе, Паскевич понимал, что в условиях горной войны необходимо иметь нормальную работу тыла и медицинского обслуживания. Именно от этих составляющих и будет зависеть не только результат, но и жизни его подчиненных. Потому одной из главных задач стала необходимость обеспечения армии продовольствием и водой. «Прибыв на Кавказ, Паскевич предложил перенести боевые действия на территорию Персии под Тебриз, но Ермолов, апеллируя к недостатку провианта, отказался от этого. Тогда Паскевич провел „демонстрацию“ форсирования Аракса, где было отбито несколько тысяч голов скота. „Мясное содержание“ русских заметно улучшилось». 

Пока не были подготовлены повозки и провиант, Паскевич не начинал поход. Тщательность подготовки помогала потом, в период весеннего бездорожья и распутицы, когда перевалы были еще закрыты и персы с турками не ожидали наступления, совершать неожиданные броски. Особенно польза подобной подготовки проявилась во время броска через Сангалун.

По его приказу был сформирован войсковой магазин Кавказского корпуса, занимающийся закупкой и переброской продовольствия и обмундирования, которые везли из Крыма и из Астрахани. Как пишет историк Потто: «Опыт указал ему, что наемные обозы несравненно удобнее и выгоднее, нежели казенные: они не требовали ни забот о фуражном довольствии, ни пополнения убыли, ни назначения в помощь к ним особых команд от полков, что при казенных транспортах являлось неизбежным. В персидскую войну расход нижних чинов на этот предмет простирался нередко до трех тысяч человек, что для корпуса, и без того малочисленного, составляло ущерб слишком важный. Правда, с первого взгляда могло показаться, что издержки на наемный транспорт, простиравшиеся в месяц составляли до сорока тысяч рублей, слишком велики (за каждую арбу, запряженную парой волов, платили по сорок и даже пятьдесят рублей в месяц, а черводарам — по восемнадцать рублей за четыре вьючные лошади), но зато эти транспорты подряжались только на срок, держались от начала до конца кампании и распускались вместе с расположением войск на зимние квартиры. В общем, казна, по точному исчислению Паскевича, выигрывала от этой меры ежегодно не менее полумиллиона рублей».

Кроме того, приобретались «для осады крепостей и действий в поле хорошо снабженные артиллерийский и инженерный парки и мост подвижной на арбах». Провиант, фураж, водка и скот для мясной порции покупались за наличные деньги. 

Во время военных действий на Кавказе, заботясь о нормальных условиях службы солдат, Паскевич отправил офицера на Дон для закупки лесных материалов и найма вольных плотников и каменщиков в России. «Он хотел сберечь солдат для настоящей, прямой их службы, и вместе приготовить гарнизонам новых укреплений сухие жилища, из досок, весьма удобные по тамошнему климату и самые употребительные в Кавказской губернии, где богатые и бедные люди других жилищ почти не имеют, хотя войска до того времени помещались обыкновенно в землянках и сырых плетневых строениях». 

За столь тщательные подготовительные работы, фельдмаршал стал объектом осуждения и насмешек со стороны критиков, как современников (ген.Филипсон) так и их последователей (.А.Керсновский, А.Зиссерман). Они намекали, что из-за обозов теряется «суворовская» стремительность передвижения. Но Паскевич знал, что стремительность в горах сопряжена с проблемами передвижения и с длительной осадой крепостей. И его запасливость оборачивалась не только обедами, но и сохранностью боевого состава.

Горная война, холод, доходивший до 15 градусов, также были препятствием, но не остановили быстрого движения русских войск. Дороги были занесены глубоким, непроходимым снегом, но Паскевич, применил имеющийся опыт и приказал расчищать пути деревянными треугольниками, по примеру употребляемых в Финляндии.

Большое внимание он уделял формированию временных и подвижных госпиталей. Даже неоднократно сталкиваясь с эпидемиями чумы и холеры, он минимизировал потери. Под Карсом не было ни одного полка, в котором бы не была обнаружена зараза. Паскевич отложил преследование турок и предпринял серьезные профилактические и оздоровительные мероприятия. «Он советовался со всеми, кто бывал в Константинополе, где такое заболевание встречается часто. Припомнил сам, что видел и слышал о преодолении этой болезни. В результате, помимо известных медицинских и карантинных средств, он «приказал употребить действительнейшее — воду, подвергая очищению через нее всю одежду и имущество от солдата до генерала». 

Был введен жесткий карантин, а врачам дана полная власть в лагере. Всего за 20 дней болезнь была побеждена. Всего умерло 263 человека, что тоже являлось необычным случаем в таких условиях и при такой болезни... 

Польская операция также началась с заготовительных работ. Вдоль Вислы Паскевич предложил утроить магазины, госпиталя, склады и опять настаивал на наличной оплате. В условиях саботажа прусских купцов, «...из 150 тысяч четвертей у нас имеющихся в Пруссии, мы со всеми усилиями могли привезти к армии с небольшим 20 тысяч четвертей муки», граф велел развернуть производство сухарей, которые пекли 5 тысяч человек в 550 печах.

И вновь он столкнулся с критикой своего начштаба барона Толя, который заявил: «Я никогда не спрашиваю о хлебе, а только иду вперед». Но Толь шел вперед сытым, а солдату с бурчащим от недоедания желудком была куда ближе стратегия Паскевича. Да и сегодня, кто был в армии и участвовал «в боевых», эта стратегия тоже является своей. «Кавказский опыт» эффективной борьбы с эпидемиями, их профилактика помогал Паскевичу и в его походах в Польше и Венгрии.

Иван Паскевич

Слава по заслугам

Как уже указывалось выше, Паскевич умел ценить солдата, а его ратный подвиг старался справедливо отметить. Он принимал участие в ходатайстве о затянувшемся награждении генерала Коновницына, неизменно писал реляции и представления на своих подчиненных. Человек эмоциональный, он не сдерживал чувств и в «высочайших рапортах»: «Атака на укрепленный бастионами лагерь сделана была с удивительной храбростью... Это одно из лучших дел, которые я видел в моей жизни. Офицеры удивительной храбрости...».

Безусловно, Паскевич, как простой смертный имел своих недругов и даже нередко приобретал их. Но разве не было их у Суворова, Кутузова, Потемкина, Ушакова, разве нет подобного в армиях современности? Сложные отношения с Вельяминовым, Красовским, Остен-Сакеном, Н.Н.Раевским, Мадатовым, сопровождаемые кознями и интригами, приводили к отставкам и обидам, тень которых нависает над Паскевичем до сих пор. Но все же, большая часть подчиненных ладила со своим командиром, делившим с ними славу побед. 

Весьма показательная история с декабристом Михаилом Пущиным, бывшим командиром гвардейского конно-пионерного дивизиона и любимцем великого князя Николая Павловича, имевшим несчастье попасть в катастрофу 14 декабря. Пущин был разжалован в солдаты. По свидетельству Потто: «Выдающиеся способности его, беспредельная храбрость и честная служба в солдатской шинели скоро пробили ему дорогу и сделали его правой рукой Паскевича. Ряд подвигов в персидскую войну доставил Пущину офицерский чин, но не дал Георгиевского креста, который он неоднократно заслуживал своей храбростью. Много раз Паскевич представлял его к этому высокому знаку военного отличия, но император Николай Павлович всякий раз отклонял представление». В итоге уже при Александре II, Пущин стал георгиевским кавалером.

Узнав, что супруга командира Ширванского полка Бородина, убитого на Кавказе, нуждается в поддержке, он немедленно назначил вдове пожизненную пенсию в 10000 рублей из личных сбережений. 

На смертном одре Паскевич завещал в Государственный инвалидный капитал 50 тысяч рублей серебром на пособия изувеченным и тяжелораненым воинам, а на банковские проценты от этой суммы просил содержание до 200 человек увечных нижних чинов.

Случалось, он хотел поблагодарить каждого участника боя. Под станами взятого Карса он лично приветствовал каждый взвод. После взятия Ахалциха, Паскевич, вопреки принятым традициям пригласил к себе на обед весь Ширванский полк, отличившийся в деле. По прибытии на Кавказ именно этот полк был предметом его осуждения и придирок, но теперь Паскевич говорил другие слова. «С чувством живейшей признательности благодарю вас, храбрые товарищи. В продолжение двадцатидвухлетней боевой моей службы много я видел войск храбрых, но более мужественных в сражении, более постоянных в трудах — не знаю.... Мне приятно разделить с вами радость в тех местах, которые вы приобрели своей храбростью. Я старый воин и смело могу сказать, что вы, ширванцы, показали редкий пример в военном деле. Вы хладнокровно, сомкнутыми колоннами, с песнями пошли на приступ. Турки пустили в вас дождь пуль и картечи; знамена ваши были пробиты, многие свалились от первого залпа, другие заменили павших товарищей, и вы — ружье на перевес — ворвались в город без выстрела. Следуйте и всегда этому правилу. Стрельба — знак робости, которая ободряет неприятеля; храброе, хладнокровное приближение без выстрела всегда приведет его в трепет!».

Солдаты отвечали Паскевичу взаимностью. Не так много военачальников имели честь быть увековеченными в солдатских, то есть народных песнях. «Дай Боже нам за Царя костьми лечь, служить весь век с нашим шефом храбрым!», — пели ширванцы штурмовую песню «Ой, меж гор Ахалцых стоит». «Их паша не помышлял, чтоб Паскевич город взял» — это слова песни об Ахалцыхе, которую написал (точнее напел) неграмотный рядовой Херсонского гренадерского полка Любимов. В песне «Государевы солдаты говорят промеж себя» озвучены подвиги Паскевича и солдат под Эрзерумом. Солдаты 13 Гренадерского Эриваньского полка в песне «Не туман из-за моря поднялся» пели:

«Белый как лебедушка, зоркий как сокол
Он полки российские в Персию привел...
Граф же Иван Федорыч — наша голова
В Эривани праздновал праздник Покрова
И Мирзе-Мирзовичу снова дав трезвон
Царство басурманское захватил в полон!»

Событиям 1831 года посвящены солдатские песни «Полно братцы прохлаждаться», «Славься, славься Русь Святая», «Ночи темны, тучи грозны», «Эй, ты буйная Варшава, на тебя пришла расправа!», и во всех них упоминается командир, генерал Паскевич.

Виктор ШЕСТАКОВ