Мемориал Паскевича: Успокоитель краев мятежных

Находящаяся между Польшей и Россией Украина была и остается не только важной геополитической зоной, но и зоной продолжающейся гуманитарной схватки, в которой роль и место Паскевича необыкновенно велики. 

Один из местных жестких оппонентов Паскевича, с неутомимостью Джордано Бруно старается обвалять имя знаменитого полтавчанина именно «в польской грязи». Да, ненавистники полководца правы — Паскевич подавил революцию, но он, как человек военный, не употреблял в риторике понятия «честь и долг» — он просто жил этими понятиями, размытыми и нивелированными сегодня, он честно выполнил свой долг и приказ. «Чьи интересы защищал Паскевич, убивая поляков!», — возмущаются сегодня потомки Хмельницкого, Богуна и Гонты, но при этом они не могут ответить — чьи же интересы защищал украинский контингент в Ираке, убивая тамошних феллахов?

Польская история, как и история в принципе, не может быть однотонной. И вот наша версия произошедшего.

О чем речь?

Напомним, что «разделывая» Речь Посполитую в 1772-1795 годах вместе с Австрией и Пруссией, Россия лишь возвращала земли, входившие в состав Киевской Руси. Причем «грех» двух других участников раздела никогда не подлежал резкой критике. Мало известно, что осознавая гибель государства, гордые шляхтичи предлагали Екатерине II принять титул королевы Польши. Но получили такой ответ: «При разделе я не получила ни пяди польской земли. Я получила то, что сами поляки не переставали называть Червонной Русью... Не получив ни пяди польской земли, я не могу принять и титул королевы польской».

После войны с Наполеоном, которого поляки поддерживали именно против России, по решению Венского конгресса империи ей были переданы часть «чисто польских» территорий. Однако «оккупации» как таковой не было. Осенью 1815 года Александр I, въехав в Варшаву в польском мундире и при приветственных криках толпы, подписывает там «Конституцию Царства Польского», разработанную поляками Чарторыйским, Шанявским и Соболевским, причем в самой России конституции не было. Царь даровал статус суверенного государства в составе Российской Империи, сохранив сейм, конституцию, денежную единицу и даже отдельную польскую армию с чинами, формой и оружием, армию, которая недавно воевала с русской.

Важные должности были отданы людям, участвовавшим в антироссийских движениях (наместник императора — граф Зайончек, сподвижник Костюшко и Наполеона; главком польской армии — наполеоновский генерал Вельгорский; участник всех предшествующих войн с Россией Ян Домбровский — генерал и сенатор).

Были провозглашены гражданские права, открылся Варшавский университет. Единственное, что связывало Царство с Россией, была личная уния — император Всероссийский был по совместительству конституционным Царем Польским. В качестве наместника русского императора в Варшаве пребывал Великий Князь Константин.

Но часть польской аристократии сохраняла ментальное неприятие России и надежду на полный суверенитет. При этом, как и сегодня, эти надежды зиждились на поддержке «европейских друзей Польши».

Беременная недовольствами Европа была готова разродиться революциями, и подготовки к мятежам шли от Биская до Вислы. Ставшие модными тайные общества масонов, променистов, тамплиеров создавались и в Польше.

Поводом к восстанию, начатому в 15-летнюю годовщину дарования конституции, стало распоряжение Николая I о подготовке сбора денежных средств и перемещении русских войск через Польшу с целью подавления революции в Бельгии. 

17 ноября 1830 г. заговорщики под предводительством Набеляка и Тржасковского ворвалась в Бельведер. Они закололи штыками генерала Жандра, приняв его за великого князя, но переодетого Константина удалось вывезти из Варшавы. Начались убийства русских военных. К чести поляков, не все из них изменили присяге, и семь генералов-поляков предпочли умереть вместе с русскими товарищами. Это Мауриций Гауке, Станислав Потоцкий, Юзеф Новицкий, Игнатий Блюмер, Станислав Трмбицкий, Томаш-Ян Сементковский, Филипп Мецишевский. После подавления восстания, по приказу Николая I в Варшаве на Саксонской площади убитым польским офицерам будет поставлен большой обелиск с львами, сидящими у его подножия...

Памятник польским офицерам, верным присяге

Восстание разгоралось, было созвано Временное правительство во главе с Адамом-Ежи Чарторыйским, кстати, другом Александра I и бывшим МИД России. Сейм объявил о лишении Николая I польской короны, восстание перекидывалось в Литву и на Волынь.

Что и как

Узнав о восстании, император собрал во дворе Инженерного замка гвардейские части и сообщил им, о бунте. В ответ на негодующие возгласы офицеров Николай сказал: «Прошу вас, господа, поляков не ненавидеть. Они наши братья. В мятеже виновны немногие злонамеренные люди. Надеюсь, что с Божьей помощью все кончится к лучшему». Позже царь издал манифест, где говорилось, что русские должны проявить по отношению к полякам «правосудие без мщения, непоколебимость в борьбе за честь и пользу государства без ненависти к ослепленным противникам». О постановлении польского сейма говорилось: «Сие наглое забвение всех прав и клятв, сие упорство в зломыслии исполнили меру преступлений; настало время употребить силу против не знающего раскаяния».

В Европе польский мятеж восприняли восторженно, в Париже даже распространили ложный слух о падении Варшавы, после чего толпа едва не разгромила посольство России, а император Николай, не без остроумия стал называть французов «les polonais de Paris». С помощью европейских союзников был высажен десант поляков на побережье Кавказа, с целью поддержки горцев. Ряд стран предъявили России ультимативную дипломатическую ноту, в которой под угрозой войны предлагали решить судьбу Польши. Но, как и в 1939 году, эта война тоже была «странной»...

Визжали от восторга Маркс с Энгельсом, особо выделяя в революции Лелевеля: «В призыве к оружию всей старой Польши, в превращении войны за независимость Польши в европейскую войну, в предоставлении гражданских прав евреям и крестьянам, в наделении последних земельной собственностью, в перестройке всей Польши на основах демократии и равенства искал он путей для превращения национальной борьбы в борьбу за свободу». 

Восторгалась бунтом и часть русских либералов, вроде воспаленного ненавистью к родине Герцена: «Мы радовались каждому поражению Дибича, не верили неуспехам поляков». Бакунин даже принимал участие в подготовке десанта польских эмигрантов в Прибалтике.

Но таковых оказалось немного, даже декабристы поддержали вовсе не поляков. Александр Бестужев писал из Дербента матери: «Третьего дня получил тифлисские газеты и был чрезвычайно огорчен и раздосадован известием об измене варшавской. Как жаль, что мне не придется променять пуль с панами добродеями... Одно только замечу, что поляки никогда не будут искренними друзьями русских... Как волка ни корми...». Пушкин указывал: «Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря, мы не можем судить её по впечатлениям европейским, каков бы ни был впрочем, наш образ мыслей...Озлобленная Европа нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной, бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны».

Начало усмирения

Польская армия была многочисленна и сильна — 130 тысяч человек при 106 полевых орудиях, а в западных губерниях России на тот момент было мало боеспособных войск (преимущественно «т.н. «инвалидные команды»), но генерал-фельдмаршал Дибич-Забалканский все же начинает операцию возмездия. Слабая подготовка войск, растяженность тыловых служб и распутица сыграли на руку восставшим — под Сточеком русская бригада конных егерей генерала Гейсмара была разбита польским отрядом Дверницкого, который взял Люблин, Юлиан Серавский разбил русских под Бабином, а победа под Гроховым далась Дибичу с трудом.

Внезапная смерть великого князя Константина и командующего Дибича от холеры, потери от эпидемии в войсках (27 393 человека) прибавила тревог, хотя польская инициатива была сбита победой под Остроленкой, Дембе-Вильке и разгромом польских банд Гелгуда и Колышки. Обстановка усугублялась тем, что Франция уже была готова признать независимость Польши, разрушив тем самым послевоенное устройство Европы, установленную решениями Венского конгресса. Но в армии уже знали — в Польшу едет сам Паскевич!

Пришел, увидел, победил!

Действительно, император Николай Павлович попросил своего друга и «государеву надежу» оставить Кавказ и ехать в Западную армию.

Прибыв в Пултуск 13 июня 1831 года, обстоятельный победитель турок и персов, привел в порядок тыловые службы и тщательно проработал ход операции. Ждать подкреплений Паскевич не стал, и, решив сразу штурмовать гнездо мятежа Варшаву, внезапно переправил армию через Вислу там, где поляки не ожидали.

Генарал Ф.Ридигер

Паскевичу удалось ввести поляков в заблуждение и расколоть их армии. Однако саботаж прусских купцов едва не оставил армию без припасов. Паскевич приказал, использовать кавказский опыт и заготовить сухарей, что дало возможность, не теряя времени, отгонять мятежников к Варшаве, нанося им ощутимые удары. Разумеется свои таланты командиров в Польше проявили генералы Ридигер, Лидерс, Розен,Толь и другие.

Паскевич, окружив Варшаву, предложил полякам «добровольную покорность», но после отказа, приказал готовиться к штурму. Брать первоклассную европейскую крепость с тремя ярусами обороны, надо было умеючи, и тогда он приказал соорудить макеты укреплений и проводить с солдатами тренировки. В день штурма, 25 августа фельдмаршал был верхом на коне и «сказав по нескольку слов каждому полку, каждой батарее и двинул колонны вперед». Артиллерия крушила польские редуты, после чего в атаку шли пехотинцы. К вечеру было взято укрепление Воля. Поляки пытались тянуть время в ожидании подхода корпуса Ромарино, начав переговоры, но Паскевич, раненный в бою, требовал сдачи и штурм продолжился. Память о геройском штурме Варшавы сохранилась у солдат в песне, посвященной Паскевичу:

«Уж как трудно было, братцы,
Нам Варшаву город брать...»

Варшава была взята за 36 часов в годовщину Бородинского сражения, утром 26 августа. Уже утром, из Бельведерского дворца в Петербург было отправлено донесение, которое вез внук Суворова: «Варшава у ног Вашего императорского величества».

Пушкин восторженно отреагировал:

Сбылось — и в день Бородина
Вновь наши вторглись знамена
В проломы падшей вновь Варшавы;
И Польша, как бегущий полк,
Во прах бросает стяг кровавый —
И бунт раздавленный умолк...

Надо отметить, что Паскевич дал возможность части польской армии и мирным жителям уйти из столицы. Они были интернированы в Пруссии и Австрии.

Весьма характерно, что восстание не получило поддержки на Волыни, на что рассчитывали польские эмиссары. Украинские крестьяне не желали активно поддерживать своих вчерашних угнетателей. В ликвидации польского бунта активно участвовали многие украинцы, котором было что припомнить полякам. В составе русской армии сражался первый издатель «Кобзаря» Иван Мартос, прославился киевлянин Владимир Безродный. Были здесь и известные люди — в польских тылах «наводил шороху» знаменитый Денис Давыдов. Как военврач, в войне участвовал создатель «Толкового словаря живого великорусского языка» луганчанин Владимир Даль. Он отличился при переправе Ридигера через Вислу, когда за неимением инженера, Даль самостоятельно с солдатами навёл мост, и защищал его при переправе, за что Николай I наградил его Владимирским крестом.

Мятеж был подавлен за полгода. В память штурма Варшавы была установлена медаль, а император повелел всем участникам похода носить бывший польский орден Virtuti militari. Высочайшей наградой за победу Ивану Федоровичу стал титул светлейшего князя Варшавского.

«Черно-белый» наместник

Противники Паскевича неутомимо пытаются представить период его польского наместничества, как сплошной ад, репрессий и колониального унижения. Да, Сейм, автономия, Конституция, своя армия — все было упразднено за ненадобностью, что продемонстрировали сами поляки своим мятежом. Конечно, не пустовали военно-полевые суды, как и не прекращались заговоры и покушения. Повторять методично переписываемые друг у друга тексты ненавистников Паскевича мы не будем, зато обратим внимание на сознательно умалчиваемых ими фактах правления нашего героя.

Жесткость для Паскевича всегда сочеталась с либеральным отношением к делу. Его хлопотами уже 20 октября 1831 г. тысячи интернированных польских военных получили амнистию и вернулись на родину. Наказанию подлежали лишь организаторы мятежа и участники массовых побоищ в Варшаве. 

Дела рассматривались тщательно и достаточно справедливо, что отметил сам Николай в письме Паскевичу, говоря, что благодаря его политике «умы начинают смягчаться». 

Так называемые «революционеры», как и полагается в смутное время, не чурались грабежей, и вот, согласно указу Паскевича, церквям и костелам возвращалось имущество, реквизированное во время революции. Он же потребовал, чтобы были выданы «ассигнованыя до революции денежныя всепомоществования польским литераторам для издания сочинений Мольера на польском языке и историческаго журнала «Памятник Сандомирский». На компенсации пострадавшим выделялось 2,5 миллиона ассигнаций, ради чего правительство России обратилось к т.н. «голландскому займу».

В Царстве Польском введена общеимперская система рекрутских наборов в армию, причем военная служба поляков особо поощрялась, а кроме того Паскевич уничтожил денежный сбор освобождающий от службы в армии евреев. Теперь в армию шли все.

Отрицать начавшуюся русификацию Польши нелепо — она была частью идеи стабилизации, но при этом половина высших чиновников оставались представителями титульной нации (минфин Коссецкий, генеральный секретарь Тымовский), хорошим специалистам, как скажем, директору Польского банка Генриху Лубенскому, прощалось даже участие в бунте.

Особое внимание уделялось вопросам Веры. В 1835 г. состоялось открытие Римо-католической академии во главе с прелатом Осолинским. Отношения с католиками осложняла лишь легализация смешанных религиозных браков и начавшийся процесс расслоения греко-католических приходов, состояние которых контролировал лично Паскевич. Он принял решение поддержать униатов и выделил средства, на которые только в Холмской епархии для 43 церквей были изготовлены и установлены иконостасы, по образцу древнерусских храмов. Для этой цели Паскевич ассигновал «ежегодный отпуск 20 000 рублей». Под Гродно была открыта униатская духовная семинария. 

При нем получило автономное управление Варшавская архирейская Православная кафедра, которую возглавил епископ Варшавский наместник Почаевской Лавры, архимандрит Антоний, впоследствии митрополит Петербуржский. 

Происходили изменения в системе образования. В это время образовательный центр был перенесен в Киев, где был открыт Университет св.Владимира. В 1834 г. по представлению Паскевича был основан Варшавский институт благородных девиц, юридические курсы для юношества, в Мармонти — институт сельского хозяйства и лесоводства, стали появляться реальные училища и промышленно-ремесленные школы. Как отметил князь Щербатов, биограф Паскевича, «эта инициатива управления наместника развила знание ремесел в Царстве Польском и вырвала из рук евреев хотя бы некоторую часть промышленности и всякого рода ремесел, Это было началом развившейся в нынешнее время ремесленности и фабричности в Царстве Польском».

Став наместником Польши, Иван Федорович, активно занялся экономикой края. Объектом пристального внимания стали крестьяне, точнее «чрезвычайное обременение оных всякого рода повинностями». Тогда, в помещичьих имениях западного края ввели такие же инвентари (утвержденные описи имений с точным указанием повинностей), какие приняты были к руководству в казенных имениях. Вводились правила очиншевания — каждый крестьянин получал землю, за которую по оценке платил денежный оброк. Запрещалось выселять крестьян, отнимать у них землю, отменялись сгоны, толоки даремщины и прочие лишние налоги. Как пишет в своих мемуарах князь Сапега, если революционное правительство боялось аграрной революции и открыто игнорировало насущные необходимости крестьян, «русский крепостник Паскевич, постоянно был покровителем (!) крестьян во всяких их жалобах».

Зимой 1847 года в Галиции и Восточной Польше, из-за неурожая возникли перебои с хлебом, резко взлетели цены. В предчувствии голода крестьяне стали жечь помещичьи усадьбы, в городах стали закрываться булочные. Паскевич принимает решение и закупает «зерновой хлеб на продовольствие и посевы». Однако его пример выделения личных средств не стал примером для шляхтичей и тогда Паскевич издает непопулярный указ, согласно которому, помещики, имеющие излишки хлебного запаса обязаны передать их крестьянам под залог будущего урожая. В дальнейшем поставки стали взаимовыгодным делом — помещики получали расчет четко и в срок, крестьяне всегда были снабжены свежими продуктами.

Решительные профилактические действия Паскевича защитили население Польши от эпидемии холеры. Отличился он при ликвидации последствий наводнения Вислы, когда выделил деньги на бесплатное кормление 2 тыс. человек в Варшаве.

При Паскевиче в Царстве Польском резко возросли объемы строительства гужевых дорог, была введена в строй первая железная дорога в русской Польше Варшава-Скерневице протяженностью 55 верст. Потом открыли дорогу из Ловича до австрийской границы, началось строительство магистрали Петербург — Варшава. 

Паскевич развернул строительство и реконструкцию крепостей, инженер Ден заложил будущую знаменитую Брестскую крепость. Даже нетерпящий Россию и Паскевича Энгельс отметил: «Русские, в особенности после 1831 г., сделали то, что упустили сделать их предшественники. Модлин (Новогеоргиевск), Варшава, Ивангород, Брест-Литовск образуют целую систему крепостей, которая, по сочетанию своих стратегических возможностей, является единственной в мире».

Конечно, ни эффективная работа тайных служб Паскевича, ни реформирование, не смогли уничтожить ненависть к нему ряда особ. Были попытки убить «Эривана», «наезд Заливского» демонстрировал западную заинтересованность в дестабилизации Польши. Но в целом это были годы спокойствия, и неспроста часть шляхты устами графа Гуровского предлагала Паскевичу «отложиться от России и стать во главе независимой Польши». Паскевич отказался, помня о долге и чести.

Виктор ШЕСТАКОВ