Полтавчанин Юрий Солошенко рассказал о своём аресте, суде и освобождении

«Украинская правда» опубликовала интервью с Юрием Солошенко, которая провела в киевской больнице. Именно туда недавно освобождённых из российских тюрем Геннадия Афанасьева и Юрия Солошенка поместили для курса реабилитации. Размещаем это интервью с Юрием Солошенко полностью.

Я до сих пор не знаю, что там написано, в этих «секретных» бумагах. 

Я был директором завода, постоянно работал с Минобороны России. Это был наш единственный заказчик, потому что мы делали продукцию военно-технического назначения, изделия, которые эксплуатировались в Вооруженных Силах РФ. Мы нормально работали одним коллективом еще с советских времен. Нас приглашали на семинары, которые из-за нашего присутствия считались международными. Мы приезжали туда со своим флагом, поднимали его под звуки гимна Украины. И это было так приятно, такое искреннее уважение.

Как-то один из этих генеральных заказчиков, полковник российской армии, позвонил и сказал, что они приобрели большую партию наших изделий и просят наше «добро» для использования в их комплексах. Говорю ему — надо проверить, что изделия действительно кондиционные. Он спросил: «Можешь это сделать?». Я долго отнекивался — собирался ехать лечить жену, у меня уже были куплены билеты. Да и с завода я ушел еще в 2010 году. Но они так настаивали: «Ну приедь, на один день. Аппаратура есть. Приедешь и уедешь».

Уговорили. Приезжаю в Белгород, прохожу паспортный контроль, пограничница проверила мои документы, ушла, потом возвращается: «Дайте ваш паспорт еще». Даю ей паспорт. Она зашла в соседнее купе и, слышу, по телефону передает мои паспортные данные куда-то. И я понял, что меня «ведут». Я уже тогда догадывался, что что-то не то... Но я с Колеговым (руководитель департамента гособоронзаказа ОАО «Росэлектроника», который и вызывал Солошенко в Россию — УП) работал 12 лет, будучи директором. Хотя я даже фамилию эту произносить не хочу. Не могу назвать его человеком. Уже сколько я себя убеждал, что я же христианин, и надо прощать — но некоторых подлецов прощать просто не в состоянии.

Думаю: «Ну вот, ведут меня. Ну и что? Я еду в простой рубашке, джинсах, босоножках, три тысячи российских рублей в кармане и обратный билет. Колегову пообещал, я с ним работал сколько...» Вроде и причины не вижу какой-то, чтобы возвращаться.

В Москве меня встречают этот Колегов и Демьянов, тоже полковник, бывший: «Что, так просто приехали, без ничего?». Я им: «Я же на полдня приехал, без ничего. У вас аппаратура есть для проверки?» — «Есть».

Приезжаем в их офис, во дворе стоит какая-то машина, в офисе изделия, которые я знаю. Захожу. Не успел я, как положено, поздороваться, и тут дверь настежь распахивается — и по всем правилам детективного жанра: «Всем оставаться на местах! ФСБ!». Думаю: «Наверное, что-то эти ребята где-то накуролесили... Это за ними, я тут не при чем».

Когда подскакивает ко мне подполковник, меня к стене, руки на стену, ноги на ширину плеч. Я ничего не понимаю. Обыскали, взяли два телефона, положили в полиэтиленовый пакет, дают: «Возьми свои телефоны». Смотрю, там с телефонами какие-то бумаги лежат. Я говорю: «Это не мое». — «Нет, это ваше. Вы с ними ездили».

Оказывается, они подготовили какие-то вроде бы секретные документы, за которыми я приехал, чтобы выкрасть их у России.«Секретными материалами» оказались бумаги на системы С-300, которые эксплуатируются в Вооруженных Силах Украины 40 лет, и комплектующие делаются на киевском заводе «Генератор».

Повязали, наручники, фотографируют, все как положено.

Единственная «улика» — это эти телефоны с документами, которые они сами подсунули. На бумажках даже отпечатков моих не было. Я их не читал, я до сих пор не знаю, что там написано, в этих бумагах. Они меня абсолютно не интересовали.

Приезжаем в следственное управление. Думаю, сейчас разберутся, и я поеду домой. У меня билет на 9 часов 15 минут. Смотрю, они так на полном серьезе это все, составляют протокол задержания. Следователь сообщает мне: «Мы известили посольство». Приезжаем на суд, я опять начинаю говорить, что это абсурдное обвинение. Но судья мне: «Дело не в обвинении, а в том, чтобы до окончания разбирательства решить вопрос о мере пресечения». И принимает решение на два месяца поместить меня в изолятор в «Лефортово».

Закрыли меня в одиночной камере. На следующий день сопровождают под конвоем в следственное управление. Потом мне опер говорит: «Вы пишете эти ходатайства, над вами все смеются». Мы умеем писать, мы все написали и обосновали правильно.

Принимайте российское гражданство, и вас переведут в статус свидетеля. Мы не за вами следили, а за Колеговым. Вы же знаете, у него такая должность, он всегда под нашим наблюдением был. Вы вроде как попутно. Если вы примете гражданство, мы переведем вас в статус свидетеля, будете под защитой закона России о защите свидетелей». Ну, я, естественно, не согласился.Тогда они просто меня закрыли.«Если вы признаете себя виновным в шпионаже, через неделю переведём на домашний арест»

Мои друзья в Москве очень помогли, сразу обеспечили всем, что должен иметь арестант, потому что я даже зубную щётку оставил в поезде — собирался этим же поездом возвращаться обратно.

А в следственном управлении мне говорят: «Тут ходит один адвокат от ваших друзей. Он только навредит вам, потому что его специально прислали, чтобы он выведал, по какой причине вы изолированы, чтобы обезопасить своих, этих руководителей». Всячески настаивали, чтобы я отказался от этого адвоката.

2 октября суд по продлению меры пресечения. И после суда... Мне опять продлевают строк на два месяца.

Когда я узнал, что меня не отпускают, у меня чуть инфаркт не случился, я действительно себя плохо почувствовал. Надеялся, что два месяца — и недоразумения закончились.

Проходит месяц, я из камеры не выхожу. Через месяц и пару дней меня приводят под конвоем в следственное управление, говорят: «Не можем проводить следственные действия. Ваш адвокат не хочет приходить. Поэтому мы вам советуем вот такого-то адвоката, такой отличный, принципиальный».

Короче, «рекомендуют». Привели его, а он говорит: «С завтрашнего дня начнём готовить материалы по переквалификации статьи, потому что шпионаж — это особо тяжкая статья, от 10 до 20 лет, ни амнистии не подлежит, никаким поблажкам».

Пообещал много — «но только деньги вперёд, тогда начинаем работать». Ну, дети мои заплатили ему деньги. А адвокат, как деньги получил, сразу заявил: «У вас два варианта — признать себя виновным, тогда получите по минимуму, 10 лет. Если не признаете себя виновным, получите 20 лет». А я говорю ему: «Посмотри на меня. 10 или 20 лет для меня разве имеет значение? Конечно, я не буду признавать себя виновным».

В общем, без адвоката я был 10 месяцев, и месяцев 8 был без консула. А им надо уже что-то закрывать.Я не признаюсь — а у них, очевидно, недостаточно материалов. Вызывают меня в очередной раз и говорят следующее условие досудебной сделки со следствием: «Если вы признаете себя виновным в шпионаже, мы вас через неделю переводим на домашний арест», — к моему приятелю, который живёт под Москвой.

Обещают, что у начальника управления друг — заместитель председателя Московского городского суда, он с ним договорился, — я получу условное наказание. Мне дети пишут, какие меры принимаются, что ездят в Киев, договариваются, потом правозащитники приходили. Российский омбудсмен Элла Памфилова сказала: «Я сейчас вам помочь не могу, только после суда».

Я знаю, что обвинение абсурдное, что в Украине никто не поверит, что я пытался выкрасть именно эти материалы — потому что они есть у нас!Я думаю: «Хорошо». И соглашаюсь на домашний арест.Но сначала сказал этому следователю: «Я тебе не верю, пусть кто-нибудь из твоего руководства подтвердит».

Пришёл начальник отдела, полковник Растворов и говорит: «Данилович, у меня отец тоже Юрий Данилович, и тоже 1942 года. Я вас так уважаю. Я когда сообщил заместителю председателя суда, сколько вам лет, он сказал: «Да какие разговоры? Условно, пусть едет домой, все будет сделано».
Они поехали к моему приятелю, взяли у него расписку, что у него есть жилье, где я могу содержаться под домашним арестом. Показывают письмо, я почерк друга знаю. Думаю — может быть, и так...
Подписал эту страшную бумагу. Я даже её не дочитал, настолько это было неправдоподобно, абсурдно и ужасно.

Через некоторое время, приглашают меня опять в это следственное управление. У начальника стол накрыт, бутылка коньяка и бутерброды. «Понимаете, все согласны, кроме одного. Он сказал, что у вас нет регистрации в России, поэтому вас нельзя под домашний арест... Давайте выпьем». Пить я не стал...

...Мне следователь как-то в порыве откровенности сказал: «Если я вынесу вам оправдательное заключение, то это значит, что я пошёл в отдел кадров увольняться. Вопрос вашего задержания решался на уровне руководства Генпрокуратуры и ФСБ». У меня там не было совершенно никаких шансов. Я писал в администрацию президента и начальнику следственного управления. Ни ответа, ни привета.

Проходит время, надо уже знакомиться с материалами дела. Опять адвоката нет, я один.
Прочитал первый том. В первом томе ФСБ пишет справку, что в Украине эти изделия освоены в производстве на одном из заводов. Справка в мою пользу, получается, если бы её кто-то умный почитал.Нигде в тексте моих разговоров ни одного разговора по моей инициативе нет. Все это специально так готовилось. Мне звонили, говорили, и такие вопросы... Я уже потом понял — специально провоцировали, чтобы я что-то сказал, что это меня может интересовать.

Один том я подписал. Всего 4 тома. Меня торопят: «Давай бегом, потому что все ж договорено, все надо быстро».Потом все очень быстро закрутилось. 11 числа я подписал все тома, 16 числа их получили в прокуратуре и зарегистрировали моё дело, и 19 я получил уведомление, что оно отправлено в суд. Я думаю: «Может, на самом деле, так решили меня быстренько по условному наказанию домой отправить?..» И приходит сразу с суда сообщение — назначено судебное заседание на 1 октября.

«Меня не били — пытались сломать морально»

Суд был закрытым, никого не пускали, ни телевидение, ни консула. На третьем заседании я выступал в свою защиту. Судья слушал меня. А в приговоре написано, что мои слова «суд воспринимал критически».

14 числа зачитали приговор. Туда уже допустили всех. И правозащитников, и консула.

И вот приходит письмо — выполнить приговор и отправить меня по месту отбывания наказания. Я в это время был в больнице «Матросской тишины». Элла Памфилова через правозащитницу Зою Светову передала, что 10 декабря на встрече с президентом Путиным будет обсуждать и вопрос моего помилования.И вот 10 декабря я жду. Включил телевизор, там показывают сюжет — Элла Памфилова сидит, с Путиным разговаривает о чем-то... Тут открывается эта кормушка: «Солошенко, с вещами на выход». Ребята говорят: «Ну все, Памфилова все решила». Я тоже так подумал, собираю вещички. А меня в накопитель — и на этап.

...Эти столыпинские вагоны. Он похож на обычный: коридор, вдоль него купе, только там всюду решётки. Окон в купе нет. По три полки с двух сторон. 12 человек в купе, все курят. Спрашиваю конвоира: «Если пожар сейчас в купе начнётся, ты откроешь решётку, чтобы мы выскочили?» Говорит: «Нет, мне проще вас по акту списать, чем потом отчитываться, где вы все разбежались.

До колонии меня сначала в Нижнем Новгороде положили в больницу СИЗО на две недели, а потом собирались на этап. Но мне стало плохо, меня положили в областную тюремную больницу на территории 5 колонии. Там пролежал 2,5 месяца. Оттуда уже перевели в колонию. Там я уже мог позвонить по телефону. Я уже знал, что предпринимаются какие-то действия, на что-то надеялся.

Я сидел с очень уважаемыми людьми — два доктора наук. Один — полковник спецназа, мужик настоящий, боевой, с орденами. А с одним грузином я разучивал по его просьбе гимн Украины и вполголоса пели в камере. С парнем 22-летним Лешей из Кузбасса я как-то к слову вспомнил Тычину: «Щоб жить, ні в кого права не питаю, щоб жить, я всі кайдани розірву. Я стверджуюсь, я утверждаюсь, бо я живу». А он попросил написать на титульном листе его дневника.

Меня не били — пытались сломать морально. Мне терять... Конечно, я хотел увидеть своих внуков. Мне следователь говорил: «Конечно, лучше умереть дома», — а я думаю: «Не дождешься». Ну вот, я дома почти.

Есть такая организация «Российский узник» — писали мне. Есть «Русь сидящая». А есть просто люди, которые увидели где-то в интернете, писали. Из Канады какая-то девочка Оля написала.
Когда меня перевозили, отдали письма, одно из них от заслуженного деятеля искусств Украины Сергея Архипчука, который меня поздравил с Днём рождения 6 мая. А я его получил 6 декабря. Мне письма и Валерия Лутковская писала, и Климкин.

В России рассчитывать на какой-то гуманизм совершенно не приходится. У этого монстра, России, одна власть — это самодержец всея Руси и опричники ФСБ у него.Тем, кто сейчас находится в заложниках в РФ, хотел бы сказать, чтобы держались, верили, потому что Украина о них не забыла — она борется за каждого своего гражданина.

Веру терять нельзя. Если бы я не верил, что я когда-то буду дома — не знаю, дожил бы до этого дня. Я засыпал и просыпался с этой мыслью, это стало молитвой.

Ян ПРУГЛО, «Полтавщина»