Евгений Григорьевич Белый: На войну пошел студентом 1 курса строительного института

«Нет, мне помогать не надо, человек сам несет свой крест на Голгофу, так будет натуральнее», — ответил Евгений Григорьевич Белый, когда я предложил ему поудобнее сесть в кровати у него дома. Ветеран Великой Отечественной войны, к сожалению, уже не ходит, передвигается у себя по однокомнатной квартире с помощью стула на колесиках. Чтобы не мешать нашей беседе с комнаты вышла соседка Евгения Григорьевича, которая помогает ему по хозяйству и выполняет роль сиделки.

— Я родился в Кременчуге, 18 февраля 1923 года. Крещен в Троицкой церкви, которую потом по глупости уничтожили. Могу сказать, что я потомственный фотограф. Мой отец увлекался фотографированием и я, пятилетний тогда, помню как на моих глазах происходило чудо — проявлялись изображения. Пленок тогда не было, у отца были фотографические пластинки. Помню мы с семьей поехали к родне, в Крым. Она жила в предгорье, в 20 км от Симферополя. Так мы с отцом объехали все южное побережье за 2 недели, он сделал массу фотоснимков. А родственник наш — дворянин. У него я пас коров до обеда, а он после. Потом дворянин первый записался в колхоз и 20 гектаров яблоневых садов перестали быть его частной собственностью. Но это я глубоко копнул...

— Как и где вы встретили войну?

— В Полтаве, я был студентом первого курса строительного института. Вижу — огромные очереди за хлебом, солью. Думаю, с ума что-ли все посходили. А я шел на медкомиссию в аэроклуб. Медик говорит, что один зуб у меня больной, но «раз такое дело, то годный». Какое такое дело... И только в 16:00 22 июня я узнал, что началась война. Две недели ждал повестки, а до этого затемнял Южный вокзал, стекла красили. Наконец, я оказался в школе младших командиров. Долго мне не могли подобрать ботинок или сапог 46 размера. Ходил босиком и радовался, лето. После окончания учебы нас отправили на передовую, под Змиёв Харьковской области. А у меня был новенькая самозарядная винтовка СВТ, на 10 патронов. И вот ночью идем мы на передовую, и тут я об что-то спотыкаюсь и падаю. И так неудачно, что сломал приклад на СВТ, так ни разу и не выстрелил из неё. А потом смотрю — солдат мертвый лежит и рука у него вверху, застыла. Об него я и споткнулся. Думаю, да, невесело меня встретила передовая.

— Как запомнили 1942 год?

— Страшный был год. Я был участником «драп-марша». Брели, как стадо баранов, командиров не было. Иногда «мессеры» на бреющем полете по одному убивали. Сзади нас немецкие автоматчики периодически отстреливали. И ни у кого не поднялась рука, чтобы обернуться и попробовать себя защитить. Мы были сильно деморализованы. Я на тот момент был в минометном расчете, но миномета уже не было, шел без оружия. Как-то собралось нас человек сорок, и среди нас младший лейтенант, с картой. Решили идти к деревне на берегу Северского Донца. Старик нас хлебом угостил, а мы 3 дня не ели. Потом видим, по берегу катается танк Т-34, подходим. Снарядов нет, патронов нет. Использовали его в качестве транспортного средства. Наткнулись на пулеметный расчет немцев. Мы спрятались за броней. Потом тишина, я выглядываю из-за брони и вижу, что пулеметчик перезаряжает ленту. Тогда я выбегаю и бросаю в расчет камень. Они подумали, что граната — разбежались. Мы, все кто был, побежали к реке, чтобы переправиться. Немцы к тому моменту очухались и начали стрелять по нам. Лейтенанту на моих глазах пуля в затылок попала, он упал, а я споткнулся об него, но не вставал. Когда все утихло, я через кусты дошел до крутого берега реки и спрятался. Гимнастерку снять мешала каска, я её, хоть и интеллигент, швырнул в реку с непечатным словом. Она поплыла по реке, а немцы начали стрелять по ней. Потом стрельба утихла. Так я понял, что каска спасла мне жизнь. Позже я переплыл через реку и попал к своим.

— Впереди была главная битва 1942 года — Сталинградская?

— Да, но до тех событий, попал я на сборный пункт, где меня определили в инженерные войска, сапером. Я, как сержант, получил свое отделение. После недолгого обучения минно-взрывному делу минировали подходы на подступах к Сталинграду. Потом держали оборону в районе тракторного завода. Получил ранение в ногу от взрыва минометной мины. Лечился месяц и 20 дней. После лечения и немцы сдались. Товарищи мои все за трофеями побежали. Потом мы минировали наши позиции на Курской дуге...

— Евгений Григорьевич, как так получилось, что вы принимали участие в двух решающих битвах не только Великой Отечественной, но и Второй Мировой?

— Потому что мы напрямую подчинялись Ставке, и выполняли особые её задания. К концу войны наша часть называлась очень витиевато: 1-я Отдельная, Гвардейская, Инженерно-Саперная, Брестко-Берлинская,Краснознаменная, Орденов Суворова и Кутузова Бригада РГК. РГК — это резерв главного командования. На Курской дуге мы установили столько мин, что немцам пришлось разминировать постоянными бомбардировками. А потом я застал кладбище танков, сотни сожженных танков.

— Если кратко вспомнить 44 год?

— Это уже Польша, но хотел бы рассказать об интересном случае в Украине, под Чернобылем, там где Припять вливается в Днепр. Там был деревянный мост, построенный немцами. Они его заминировали. Наша группа под водой, дыша через гофрированные трубки, подплыла к мосту и перекусила провода. Наши войска пошли в атаку, но немцы выбили. Снова заминировали мост, а мы снова разминировали. Этот мост запомнился мне на всю жизнь, так как я его разминировал три раза. И от так целый и остался! Конечно, Припять запомнилась и тем, что офицеры нас отправляли рыбу глушить. Возвращаемся обратно с мешками с рыбой за плечами, так у местных ещё и на самогонку рыбу выменяли. Офицеры тогда нас похвалили.

(продолжение следует)

Ян ПРУГЛО, «Полтавщина»