После беспримерного подвига полтавчанин испытал 12 лет унижений и недоверия

Напомним, что 8 мая в Полтаве появится памятный знак посвященный 65-летию Победы над фашизмом, а также легендарному перелёту наших военнопленных на бомбардировщике «Хейнкель-111» из лагеря смерти. В числе 10 героев, бежавших из ада острова Узедом, был и наш земляк Михаил Алексеевич Емец.

Узнать подробности этого малоизвестного эпизода, после написания той короткой заметки, стало нашим первым и естественным желанием, впрочем, как и наших читателей, оставивших свои комментарии на сайте.

Вероятней всего, про подвиг Михаила Емца никто не сможет рассказать лучше, чем его сын Алексей Емец. Руководствуясь этой логикой, мы разыскали Алексея Михайловича в районном центре Полтавщины — Гадяче, откуда родом и сам герой нашего повествования. Не смотря на то, что наш разговор состоялся по телефону, по ходу совместного общения, эмоции у собеседника нарастали, слышно было, что рассказ заставил Алексея Михайловича заново пережить те года, когда отец был ещё жив, снова вспомнить и про его славу, и незаслуженные унижения. Надеемся, что сыновья искренность и любовь компенсировала недостаток интервью телефонного формата.

— Отец, Михаил Алексеевич Емец, родился в Гадяче Полтавской области, в 1910 году. В десятилетнем возрасте он стал сиротой и воспитывался в детском доме. После окончания педагогических курсов, — начал свой рассказ Алексей Емец, — его отправили на работу в село Бирки Сумской области. Вскоре отец добровольцем отправился на стройку нового города — Комсомольска на Амуре. Там его, как комсомольца, приняли в партию. Вернувшись оттуда, отец работал инструктором в одном из сумских райкомов. До войны успел жениться, а в 1939 году родилась моя старшая сестра. Когда же война началась, мать уже была беременной и ждала второго ребенка. Отца направили в партизанский отряд Ковпака, где он стал комиссаром одного из отрядов.

Одного дня он получил приказ — идти с отрядом в Новомосковск Днепропетровской области. По дороге удалось заскочить к жене, в село Бирки и проведать свою семью. Его появление заметил сосед и донес на него в полицию. На следующий день немцы и полицаи ворвались в дом, но к тому времени отца уже не было. В то время моей матери было около 20 лет, но допрашивали её зверски. Выхватили из рук маленькую дочку и угрожали её убить. Саму же мать при этом били. После такого допроса пришлось ей уйти с хаты и жить то в лесной землянке, то у соседей.

Предательство подстерегло моего отца и в Новомосковске. Кто-то донес на отряд. Немцы окружили его и очень потрепали партизан. Те, кто вырвался, уже никакой серьезной военной силы не представляли. Командир отряда приказал идти на соединение с основными силами. Но обратная дорога была тоже неудачной. По дороге горстку партизан заметили, окружили и взяли в плен.

Сначала отца поместили в лагерь на нашей территории, хоть и оккупированной, но нашей. Пленных партизан били и допрашивали. Через некоторое время немцы перевезли его в концлагерь Заксенхаузен. Это был образцово-показательный лагерь смерти. Все изуверские «новшества» по уничтожению людей были именно здесь. В Заксенхаузене же проводились и различные медицинские эксперименты над людьми.

Однако отцу удалось избежать смерти — его, в числе других заключенных, отправили на остров Узедом, где немцы испытывали «оружие возмездия» — ракеты ФАУ-2. Конечно, смена одного лагеря смерти на другой — спасением назвать нельзя. Перед отправкой на остров вновь прибывшую партию узников лично осмотрел начальник лагеря, который сообщил им, что за все свое существование лагеря, отсюда не удалось бежать ни одной живой душе.

Однако, мы славяне, народ смекалистый и конечно мысль о возможном побеге не покидала заключенных. Началось всё с того, что на остров попал Михаил Девятаев — лётчик-истребитель. Если бы немцы узнали про это, то его бы там никогда не оказалось. Но парикмахер лагеря тайком отдал ему бирку уже умершего заключенного Никитенко. Таким образом летчику удалось не выдать своей тайны, которая давала шансы на побег.

А шансы эти были, потому что на острове был аэродром и самолеты на нем. По ходу сложилась группа военнопленных, которые решились на побег. Это Михаил Емец, Девятаев, Кривоногов, Сердюков, Немченко, Соколов и другие. Последние два выучили за все время плена немецкий язык, поэтому могли довольно сносно разговаривать с немцами.

10 февраля 1944 года группа из 10 человек расчищала аэродром от обломков неудачно запущенной ракеты. Когда пришло время обеда, то один из охранников хотел было погнать их на обед, но Соколов и Немченко сказали ему, что начальство приказало засыпать ямы как можно быстрее. В обеденный перерыв Соколов провел всех в ангар, где стоял один из самолетов — бомбардировщик «Хейнкель». Охранника они убили. Один из наших переоделся в его форму.

Девятаев был настолько изнеможен, что его пришлось подталкивать в самолет, сам он этого сделать не мог. Наконец всё было готово — двигатель запущен, все беглецы были в самолете. Девятаев разогнал бомбовоз по взлетно-посадочной полосе, но поднять его не смог. Пришлось разворачивать самолет на повторную попытку. Такие маневры заметили немцы, поэтому время пошло на секунды. Вторая попытка оказалось удачной — и Хейнкель покинул остров.

Немцы подняли в воздух погоню, но летчики не смогли определить, куда именно улетели беглецы. Однако по дороге им все же встретился немецкий истребитель, но огонь тот не открыл. Как оказалось позже, немец возвращался с боевого задания и потратил весь свой боекомплект. Зато сбили наши зенитки — и «Хенкель» сел на брюхо возле одного населенного пункта. Девятаев доставил командованию ценные сведения о засекреченном острове.

Однако беглецам никто не поверил, что они сумели угнать из концлагеря самолет. Их постоянно допрашивали и проверяли. Но так как документов у них не было никаких, то и доказать они ничего не могли. Все же после жестких проверок их в конце марта отправили на фронт. Хотя я бы так не поступил. Люди прошли через такие испытания, а их уже в конце войны снова отправили туда, где убивают. Семеро из них погибли на фронте.

Где-то в конце 1945 года оставшихся в живым, в том числе и моего отца, уволили в запас. Но клеймо военнопленного не давало шансов на нормальную жизнь. Не верили и моему отцу. Работы не давали. Тот же Девятаев, капитан армии, с трудом смог устроится грузчиком. Так продолжалось 12 лет.

Только после того, как Девятаева опознал легендарный летчик Покрышкин и конструктор космических кораблей Королёв, дело сдвинулось с мертвой точки.

За беспримерный подвиг Девятаеву присвоили звание Героя Советского Союза, а моему отцу и Кривоногову — Ордена Отечественной войны первой степени.

После этого им вернули, вернее, восстановили все прежние документы. Отцу отдали партийный и военный билеты, дали звание. Тройку начали приглашать на телевидение.

Хотя слава закончилась быстро. Отец вернулся на родину. Работал заместителем директора маслозавода, потом бригадиром полеводческой бригады, заведующим животноводческой фермы крупного совхоза.

В 70-х годах был головой сельсовета в Бирках, избирался депутатом в районный совет. По просьбе односельчан, работал и после выхода на пенсию.

С горечью хочу сказать, что даже после того, как их признали, многие люди так и не верили тому, что мой отец смог такое совершить. А сам он не любил про это рассказывать и считал, что хвалиться тут нечем.

Умер отец в 1984 году. После себя оставил не только хорошую память, но и большую семью: пять дочерей и меня — единственного сына, своего третьего ребенка. А родился я в 1948 году.

— Вы говорите: приглашали ли меня в Полтаву на открытие памятника? — спрашивает Алексей Емец. — Нет, пока не приглашали. Я слышал, что второй памятник хотят поставить и здесь, в Гадяче. Но загадывать не буду. Если буду жив-здоров, то конечно хотелось бы приехать и в Полтаву. 

Ян ПРУГЛО, «Полтавщина»