Причиной закрытия Полтавского артучилища стало вооружение арабских стран

В продолжение темы 70-летнего юбилея уже расформированного Полтавского артучилища и медленно разрушающегося здания Кадетского корпуса, «Полтавщина» побеседовала с последним начальником этого учебного заведения, полковником запаса Николаем Бондаренко.

Николай Бондаренко

— Николай Михайлович, выпускникам и преподавателям училища мы задавали, в принципе, одни и те же вопросы, но к Вам имеются и дополнительные. Хотелось бы узнать, например, когда именно в Вашей судьбе появилось училище и армия в целом.

— Родился я в Александрии Кировоградской области. В 1965 году окончил школу, и, как другие юноши в то время, хотел стать военным летчиком. Но не прошел медкомиссию. Поэтому 1 сентября стал курсантом Полтавского зенитно-ракетного училища. В 1968 году в составе центральной группы войск я прошел службу в Чехословакии. Опасности для жизни не было, хотя я практически застал начало конфликта. Против нас выходили с камнями и палками. 10 лет назад в Венгрии было намного серьезнее. После этого меня отправили в чудное место — поселок Даурия в Забайкалье. Летом — плюс 40, зимой — минус 40. Телевидения не было, централизованного электричества тоже. Прослужил там 3 года и был планово заменен другим офицером. Поступил в Киевскую академию противоздушной обороны. В 1979 году меня перевели в ещё одно экзотическое место — город Мары Туркменской республики. Зимы не было, зато всегда лето с температурой +35 градусов. В конце ноября отправили в Ташкент, далее — в Термез, а потом, по понтонному мосту, мы вошли в Афганистан.

— То есть Вы попали на самое начало афганской войны?

— Да. Мы шли на Кабул, но лично меня оставили перед перевалом Саланг. В Кабул я попал чуть позже. Пробыл в Афганистане меньше полугода. У нас тогда ещё было относительно спокойно. Но я был старшим офицером по разведке управления ПВО 40-й армии, поэтому немного владел ситуацией. На пакистанском направлении бои начались уже в январе 1980 года. Далее снова попал в город Мары, где мы готовили специалистов преимущественно из арабских стран. Хотя были представители Кореи, Монголии и других государств.

— Сейчас, кстати, говорят, что советские системы ПВО не годятся, потому что войны и в Ираке, и в Ливии показали, как быстро они уничтожаются...

— Во-первых, они устарели, но самое главное — это никудышнее обслуживание таких систем. Арабы — плохие воины, они и учиться не хотели. Торговля — вот их стихия. Говорю одному специалисту из арабской страны, что ставлю ему два балла. А он самоуверенно отвечает: «Ставь хоть ноль». Ему в месяц платили 2,4 тыс. рублей, а мне, полковнику, 350 руб. В Туркмении я пробыл до 1989 года. Переведен в Полтаву, на должность заместителя начальника зенитно-ракетного училища. В 1993 году возглавил его.

— Развал СССР как-то повлиял на учебный процесс?

— По инерции нормально шли до 1993 года. Зарплаты регулярно выплачивали, по хозчасти тоже проблем не было. У нас такие НЗ были, что можно было 5 лет нормально питаться.

— Когда вы узнали о том, что судьба училища предрешена?

— Как я позже узнал, ещё в 1992 году Министерство обороны выдало почти тайную директиву, где многие училища подлежали расформированию. В 1993-м я пригласил в Полтаву министра обороны, облетели с ним на вертолете училище, полигон. И он обещал, что, как может, притормозит процесс расформирования. Но после того разговора через несколько месяцев его уволили с должности. Процесс стал необратим.

— Николай Михайлович, Вам не кажется, что училище кто-то «заказал»?

— Есть такое предположение. Лично моё мнение — все арабские страны были под завязку вооружены советской техникой, в том числе и системами ПВО. Понятно, что они нуждались в специалистах, а подготовить их могли, в том числе, и мы.

— Министр обороны мог затормозить этот процесс?

— Не думаю. Предположу, что решение было принято на самом высшем уровне.

— Была ли альтернатива?

— Перевести нас на хозрасчет и готовить специалистов для постсоветского пространства. Только одна Россия заказывала нам подготовку 200 специалистов. По формуле «или за деньги, или по обмену». Они предлагали подготовить военных специалистов для Украины. С учетом остальных стран, в том числе и арабских, мы бы выпускали больше специалистов, чем выпускали при Союзе. Но ничего этого не произошло. Были и другие варианты. Например, Харьковская академия ПВО (куда перевезли всю нашу материальную базу) могла бы давать общую базу знаний, а мы бы давали уже специализацию. Но каждый в то время тянул одеяло на себя.

— Недавно была создана общественная организация выпускников и преподавателей училища. Смогут ли такие организации как-то повлиять на власть в решении вопроса спасения здания Кадетского корпуса?

— Сомневаюсь. Если здание долго не эксплуатируется, то чтобы его снова запустить, нужна соответствующая комиссия. А здание Кадетского корпуса — в аварийном состоянии. Я даже не представляю, сколько нужно вложить миллионов долларов, чтобы привести его в порядок. Меценат таких денег не даст, потому что ему нужно быстро вернуть вложенное. Решение о спасении здания должно быть принято на государственном уровне, это политическое решение. Я больше склонен думать, что здание разберут и построят что-то привлекательное для бизнеса. Да, я пессимист.

— Вы отметите юбилей альма-матер 2 июля?

— Конечно, я вхожу в оргкомитет. Ждем до тысячи выпускников. Встречаемся с 9:00 до 9:30 возле «Листопада». Будут представители власти. Дальше запланирована другая программа.

— Последний вопрос. Где Вы сейчас работаете?

— Работал. Был начальником службы безопасности на «Полтававодоканале». Недавно уволился.

Ян ПРУГЛО, «Полтавщина»