Детский хирург Николай Гриценко: Я оперирую внуков тех людей, которых оперировал 30 лет назад

Конечно, тема медицины, как и отдельных работников этой сферы, настолько многогранна, что охватить её целиком не только невозможно, но и не нужно. Поэтому мы решили встретиться только с одним врачом — главным детским хирургом Полтавской области, заведующим хирургическим отделением Полтавской детской городской клинической больницы Николаем Гриценко. Выбор кандидата на интервью пришел сам собой. На этой неделе Николай Гриценко победил в номинации «Лучший врач-хирург» и стал лауреатом областной премии имени Н. В. Склифосовского. Поэтому, как говорится, нам и карты в руки.

— Николай Иванович, прежде чем приступить к разговору, хотим вас поздравить с получением премии. Вы ожидали, что станете лауреатом?

— Сказать честно, то да, но не в этой номинации.

— Расскажите немного о себе.

— Я родился в селе Покровская Багачка Хорольского района, в 1951 году. Закончил школу в 1968 году. Поступил в Днепропетровский медицинский институт, на лечебный факультет, по образованию я «взрослый хирург», специфика детского пришла немного позже. После института я, как общий хирург, получил направление работать в Полтаве. Тогдашний заведующий здравотделом Анатолий Сергеевич Касьяненко предложил мне пройти интернатуру по специальности детского хирурга. Начинал я на ночных дежурствах, занимался ургентными случаями.

— Если не ошибусь, то молодого специалиста никогда не бросают «под танк», наставники у вас были?

— В те времена было такое движение, как наставничество. Был наставник и у меня — это Владимир Семенович Довгополов. Тогда ещё практиковал и Виллий Владимирович Вовченко, у которого были очень хорошие руки, и у него было чему поучиться. Хотя процесс учебы для хирурга бесконечный. И начинать учиться нужно очень рано. После второго курса института я уже ходил на ночные дежурства в 16 больницу Днепропетровска. Это ургентная больница города с миллионным населением, это была хорошая школа. На третьем курсе я под присмотром другого хирурга сделал свою первую аппендэктомию, то есть удаление аппендикса.

— В чем специфика именно детского хирурга?

— И там и там есть свои плюсы и минусы. Операция над взрослым человеком — это размах, большой труд, много врачей и помощников. Там, где во взрослой хирургии удаляют орган: или целиком или частично, то в детской сохраняют. Детская хирургия более органосохраняющая, щадящая.

— Что вы имеете в виду?

— Если у взрослого больной орган удаляют, то у детей максимально сохраняют. Но так было не всегда. Я ещё лет 20 назад, на съезде хирургов в Донецке, сказал, что селезенка это полноценный орган и удалят её нужно в крайних случаях. Меня не поняли, ведь тогда бытовала такая практика, что селезенкой или не занимались или удаляли. Я предложил делать резекции, удаления только части селезенки, ведь это не парный орган и его функция важна. Таким образом, я угадал, что через 20 лет придет органосохраняющая хирургия. Сейчас уже и взрослая хирургия приходит к этому. Говоря об органосохраняющей хирургии, не могу ни сказать о своем коллеге, хирурге с Глобино Дмитрии Харченко. Он провел более 50 операций по ушиванию селезенки с сохранением органа, и опубликовал свои данные. Так даже маститые хирурги из Санкт-Петербурга долго искали на карте Глобино, чтобы познакомиться с человеком, который оперирует таким способом.

— Если говорить и про дальнее зарубежье, то как там насчет органосохраняющей хирургии?

— Я вот читаю книгу нашего земляка, который работает в США. И, в принципе, соглашаюсь с ним, что страховая медицина имеет отрицательную сторону. Это погоня за операциями. Если, говоря абстрактно, мы за некоторый промежуток времени удаляем 5 тысяч паращитовидных желез, то в Америке за этот же период — 50 тысяч. Там бы, где наш хирург удалил только часть органа, американский удаляет весь орган.

Книга американского хирурга раскрывает обратную сторону страховой медицины

— Простите, я не понимаю, зачем это делать?

— Всё зависит от стоимости. Удаление стоит дороже. И я это вижу уже в России. Такая обратная сторона страховой медицины. У нас вот говорят, что нужно выучить экспертов по страховой медицине. Но должно пройти 2-3 поколения, чтобы это как-то прижилось и передалось. Да и то... Если эти эксперты будут, то будут ли они иметь необходимые знания, чтобы провести экспертизу?

— Но ведь у страховой медицины есть и свои плюсы, ведь посмотрите на финансовое положение больниц.

— В том то и дело, что это проблема не медицины. Чтобы деньги поступали в больницы, нужно чтобы люди работали и платили налоги. А чтобы они работали, нужно создать рабочие места. А когда экономика лежит, то откуда взяться и работе и этим налогам?

— Вернемся к специфике детской хирургии.

— Есть ещё высокая степень морального удовлетворения. Конечно, приятно, когда ты ставишь на ноги и взрослого человека, но когда ты спасаешь жизнь ребенка — приятно вдвойне. Вот можно привести случай, когда у мальчика был гидронефроз — это растянутая мочой почка. У него было врожденное сужение мочеточника, поэтому начала раздуваться почка. Я сделал резекцию суженного участка мочеточника, со временем почка уменьшилась. А так как это растущий организм, то вскоре она придет в норму. И этот ребенок был в тяжелом состоянии, а потом он трогает тебя за руку, за бороду, это очень приятно. Или был случай, когда я встретил на улице семью с уже взрослым ребенком и спрашиваю у родителей: «Это Володя?». Они удивляются, как это я его помню, а я не только его помню, но даже знаю в какой палате он лежал. Помню также и своих больных, которых лечил 30 лет назад — теперь это уже взрослые люди со своими детьми и даже внуками. Да, есть и такие. Например, я сделал операцию девочке, которой было 15 лет, а сейчас она уже бабушка.

Коллекция ирландских монет тоже нашла свое место в кабинете

— Если мы уж заговорили о вашей памяти, то какая операция запомнилась наиболее?

— Был случай, когда двое взрослых и ребенок нашли крупнокалиберный патрон. Порох из него высыпали и решили, что опасности больше нет. Начали нагревать сам патрон, а он, вероятно трассирующим был, в общем, там остался какой-то заряд. В итоге он взорвался — взрослые отделались легкими травмами, а мальчик был буквально испещрен осколками — от макушки и до пят. Осколки ранили легкие, сердце, живот — полный набор. Особенно опасная рана была в сердце. В принципе, когда его привезли с района в Полтаву, я был удивлен, что он ещё живой. Я тогда попросил помощи у другого хирурга с областной больницы Сергея Калюшки. Прооперировали. Потом конечно мальчик ещё продолжил лечение в Киеве, но главное, что мы ликвидировали угрозу жизни. От нас он ушел своими ногами. Тот день запомнился мне и тем, что впервые пришлось держать в руках живое человеческое сердце. Была остановка сердца — пришлось делать открытый массаж.

— Без лишней лести можно сказать — геройский поступок. Хотя, чего греха таить, сейчас в обществе к врачам не очень хорошее отношение. Мол, «хапуги» вы, вам только разрезать человека, деньги получить — и будь здоров.

— Во время революций, кризисов или переходных этапов так и бывает. Когда-то была интеллигенция, потом появилась прослойка интеллигенции, а теперь нет уже и прослойки. Раньше в медицине были династии: дед, отец, сын — все врачи. В династии любовь к будущей профессии прививается с малых лет. К сожалению, это утеряно. Ещё Ленин говорил, что врачам и учителям большую зарплату платить не нужно, их народ прокормит. С тех пор, так и есть. Я понимаю, что государство как может, так и финансирует медицину, но перефразируя известное выражение, скажу, что если государство не будет кормить свою медицину, то будет кормить чужую. И уже этот процесс пошел. А раньше ведь к нам ехали, была сильная офтальмология, кардиохирургия. Теперь это теряется.

Память о научных конференциях

— Может не так уж всё и плохо, научная мысль в Украине не стоит ведь на месте?

— Если бы стояла, то это был бы не кризис, это был бы конец. Хотя тут зависит от каждого врача в отдельности. Я, например, стараюсь не пропускать ни одной научной конференции, съезда и прочих мероприятий, где можно и себя показать и других послушать. Интернет хорошая штука, но он не заменит живого общения с коллегами. Сам хочу постоянно усовершенствоваться. На этот момент я автор 40 рационализаторских предложений и более 30 изобретений. Опубликовано 90 моих научных работ.

— Один из примеров изобретений можете привести?

— Только не ждите, что услышите сейчас что-то умопомрачительное. Например, одна из самых больших проблем — это извлечение из организма инородных тел, в основном дети страдают от обыкновенных швейных иголок. Они проникают в организм и могут быть где угодно. Делаем рентген снимок, и я совершаю разрез, потом ложу туда миниатюрный, но мощный магнит, который был куплен в магазине электротоваров. И таким образом этот магнит ведет нас как клубочек в сказке в нужное место — к иголке. Казалось бы, всё просто — а это изобретение, и есть на него патент. Также в свое время написал диссертацию на тему лечения непроходимости без хирургического вмешательства. Но она умерла со смертью моего руководителя, харьковчанина, профессора Топузова Вадима Сергеевича.

С помощью этого магнита из тела достают иголки

— Николай Иванович, с праздником и спасибо за интересный рассказ.